Сегодня уже никто не дискутирует, как это было в девяностые, о том, что театр умер. Он жив и становится актуальнее, чем многие шоу и новости на ТВ, потому что выполняет сложнейшую задачу – учит людей думать. А это особенно важно в наше время, когда люди потеряли ощущение реальности, верят всевозможным фейкам и живут в каком-то перевернутом мире с полным отсутствием критического мышления, которому пытаются безрезультатно обучить в школе.
Я уже не первый раз обращаюсь к репертуару алматинского театра «АРТиШОК», потому что на фоне репертуаров многих других театров, которые безуспешно изо всех сил пытаются развлекать зрителя, даже ставя совсем несмешную классику, этот остается действительно острым, злободневным и независимым.
В данном случае я хотел бы остановиться на спектакле «Алма-Ата 1989». Как и многое, что театр ставит, он перекликается с тем, что происходит сегодня. Это не первый спектакль о истории любимого города и времени. Очень долго с успехом шел спектакль, который назывался одним словом «Прямопотолеби». Спектакль получил приз на фестивале в Милане.
«Алма-Ата'89» – документальный спектакль-исследование алматинской городской культуры конца 80-х, начала 90-х годов.
Постановка создана на основе интервью со зрителями концерта группы «Кино», который прошел в Алматы в 1989 году и представителями культурного андеграунда города.
«Алма-Ата. Февраль 89-го года. Вечер. Из Дворца спорта выходят зрители, только что завершилось выступление группы "Кино", счастливые молодые люди поют, смеются, обнимаются. Среди них инженеры, спортсмены, музыканты, мечтатели. Концерт закончился, началась жизнь.
«Все говорят, что надо кем-то мне становиться, а я хотел бы остаться собой», пел Виктор Цой и вдохновлял людей на веру в себя. Что произошло с алмаатинцами за эти тридцать лет? Как сложились их судьбы? Мы хотим бросить один взгляд назад для того, чтобы понять, куда мы все идём сейчас(https://artishock.kz/).
Спектакль «Алма-Ата’89», где те же темы и обстоятельства рассматриваются не со стороны носителей имперского сознания (пусть даже невольно), а со стороны тех, кто отделился. Один из режиссеров спектакля — Дмитрий Мышкин — хоть и представитель российской школы (выпускник магистратуры Виктора Рыжакова в Школе-студии МХАТ), но родом из Казахстана, а мультикультурная труппа ARTиШОКа идеально подошла для подобного разговора.
Отправной точкой для исследования Алматы в эпоху перестройки и развала Союза постановочная команда выбрала концерты Виктора Цоя, которые прошли здесь в феврале 1989 года. Город тогда носил прекрасное и поэтическое имя Алма-Ата, страна — СССР. Спектакль состоит из восьми глав и послесловия. В спектакле перемешаны реальность и ностальгические воспоминания о том сложном времени. Действие начиналось еще до входа в игровое пространство. На лестнице зрителей встречает бронзовая копия Цоя, а еще вернее — артист, который играет памятник Цою, реально существующий в Алматы. Цой превратился в бронзовый памятник. Интересно, как бы он сам к этому отнесся?
Но постепенно грань между персонажами андеграунда 1980–1990-х и андеграундными артистами 2020-х стиралась. А есть ли вообще андеграунд сегодняшнего времени? И что между ними общего?
Пространство спектакля организовано следующим образом: на узкой полоске ткани разбросаны вещи, приметы того времени: настольный хоккей, деревянные счеты, пластиковая новогодняя елка, дисковый телефон, «толстый» телевизор и еще множество мелочей. Примерно в середине спектакля артисты собрали из этих вещей небольшой макет Алматы — в каждой группе предметов угадывались знаковые для города места. По крайней мере, так казалось из контекста. Зрители расположились несколькими секторами с двух сторон полосы, друг напротив друга. Оставшиеся стороны обрамлялись черной дверью и большим экраном, на котором возникали названия эпизодов, подписи к событиям и несколько видеоотрывков. В первой сцене прочерчена линия из прошлого в настоящее. В дыму, сквозь узкий дверной проем к зрителям двигался человек в шлеме и одежде, напоминающей скафандр, — очевидно, отсылка к Байконуру и космическому бэкграунду Казахстана в советском сознании. Когда человек вышел из дыма на свет, стало видно, что шлем мотоциклетный, а скафандр — форма и сумка сотрудника компании Glovo (местный аналог Яндекс. Еды). Тема космоса, который противопоставляется быту, еще не раз возникала в спектакле: художник Антон Болкунов, который почти все действие находится на сцене, даже рисует космонавта на двери, а к финалу на экране показывают ракетный запуск. Правда, сейчас он воспринимается не как новый шаг к исследованию Вселенной, а как прыжок в ядерную пропасть, который мы можем осуществить в любой момент.
Героями интервью, которое взято за основу спектакля, стали журналисты, музыканты, актеры, руководитель местного музыкального ансамбля и множество людей, которые просто случайно попали на концерт. В спектакли много знакомых вещей, которые стали знаковыми. Обладатель спортивного костюма adidas, который в конце 1980-х ходил в марке «Арена», вспоминал вместо концерта собственную юность, приговаривая: «У любого наркомана в СССР был хорошо поставленный удар. Один». Кто-то вспоминал, как готовил картошку на плитке (и готовил ее назло голодной публике), а кто-то не без боли утверждал: «На его месте должен быть я», — намекая на собственную музыкальную одаренность. Шестая глава посвящена смерти Цоя. Текст песни «Перемен!» проговаривается на казахском языке так, будто это поминальный тост, а множество людей рассказывают о том, кто сообщил им о кончине певца-эпохи и как они отреагировали. Это эмоциональные монологи, в которых описывается, как доставалось гонцам за плохую весть. «Как ты мог?
Перед многими режиссерами, которые решают включить в спектакль обстоятельства сегодняшнего дня, стоит тяжелая задача: как не сделать спектакль устаревшим к следующему показу? . В итоге, даже буквально «вчерашние» новости о мобилизации и приезде множества театральных обладателей российского паспорта стали частью спектакля. В следующей главе зрителям рассказали о неизвестном герое — Сереге (фронтмен группы «Альтернативная космонавтика» Сергей Бугаев), который был одним из участников рок-движения в Алма-Ате конца 80–90-х. Из хлама на полу теперь собрали памятник герою того времени — музыканту на кухне, который сидит на раскладушке около форточки. Такая картинка сильно контрастирует с героическим обликом Цоя, чей бронзовый аналог периодически возникал на сцене. У этого памятника еще будет свой звездный час, но только в послесловии…
«Восьмая глава называется «Тридцать лет и три года». В основе главы снова интервью — с местным архитектором, который меньше остальных говорит о прошлом, отвечая на вопросы о настоящем. «Лучше быть подметком в своей стране, чем королем в чужой», — сказал он и поведал о «рае на земле» — прекрасном мягком авторитаризме, где генсек стал президентом и везде можно договориться. Кто-то, наверное, и сейчас так скажет. На экране запускается ракета. Ткань со всеми вещами на ней быстро утягивается за экран, на котором пуск уже сменила надпись «Небытие». Нарастает тревожность, которая сегодня разлита в мире и концентрация которой усиливается с каждым днем. Мы уже привыкли к мысли о неизбежности ядерного удара и неважно, кто ударит первым. Погибнут все.
.Говорят, что история не знает сослагательного наклонения. Те, кто живет в странах бывшего СССР, знают, что этот тезис не совсем правдив — скорее верна другая идиома: «Мы живем в стране с непредсказуемым прошлым». Спектакль «Алма-Ата’89» как раз про это прошлое, которое у России и Казахстана когда-то было единым, но теперь каждый день требует пересмотра.
Цой окончательно привел в действие механизм разложения мира этого спектакля: включается музыка песни Филиппа Киркорова «Снег». На эту музыку актер поет «Белый снег, серый лед». И у него получается. И люди подпевают. Этот парадоксальный номер подвел черту под увиденным — Цой теперь не столько символ протеста, сколько попса, поставленная на службу режиму. « (https://ptj.spb.ru/».
Идеологическая основа исчезла. Новое поколение уже не воспринимает Цоя как борца. Мы уже всего добились. О чем теперь протестовать? От Цоя осталась только форма. Перемены, о которых он пел, закончились. Мы ждали такого результата?
Развенчивание героев прошлого задача неблагодарная. Но время ставит все на свои места. Макаревич, который первый рванул из России и прозябает где-то в Израиле, другой автор «золотого города», Борис Гребенщиков, многие другие рокеры, оказались пустышками. Неужели джинсы, о которых они мечтали и пластинки примитивных «битлов» - это и есть символ свободы? Спектакль окончен. Гаснет свет.
Сергей ТАРАСОВ
