Сразу же после успешных гастролей в Москве знаменитый российский театральный режиссер Николай Коляда легко согласился стать собеседником «КН». Может, потому, что он наш земляк?..
Его называют человеком-оркестром. Он сам пишет пьесы для своего театра, сам продумывает костюмы, работает над декорациями, занимается пиар-проектами, организовывает гастроли по всему миру и даже играет на сцене. Живет и работает Коляда в Екатеринбурге, а родился, провел детство и отрочество в нашей Пресногорьковке…
– Николай Владимирович, зимние гастроли в Москве уже стали для «Коляда-театра» доброй традицией. С каким настроением вернулись, как принял вас избалованный столичный зритель?
– Удивительно, но придирчивый столичный зритель был в полном восторге от наших спектаклей. Они проходили с неизменным аншлагом. В кассу Театрального центра «На Страстном» тянулись очереди, в зале не было ни одного свободного места, люди готовы были смотреть спектакли стоя. Нынешние гастроли в Москве были уже четвертыми, на сей раз труппа театра приехала в полном составе и за 12 дней представила на сцене Театрального центра практически весь свой репертуар, а это шестнадцать спектаклей, в том числе и премьерные «Мертвые души», «Играем Мольера» , «Уроки сердца».
– Но многие, даже весьма популярные российские издания связывают грандиозный успех труппы вашего театра в столице с нашумевшим на все СНГ инцидентом в Екатеринбургском аэропорту, когда вы были сняты с рейса... Говорят, что это могло стать хорошей пиар-акцией перед гастролями?
– Глупости! При чем здесь этот инцидент?! Если вы следили за этими событиями, должны были бы знать, что труппа прилетела прямо к гастролям, в тот же день я тоже прилетел в Москву, только на другом самолете. И билеты были уже заранее раскуплены. Мы же не первый раз гастролировали в Москве – играли на сценах театра «Современник» и Центра им. В. Мейерхольда. Видимо, за три года московские зрители узнали нас, привыкли, в том числе и к буйному веселью, что царит на сцене во время некоторых наших спектаклей, и…полюбили. Отсюда и аншлаги.
– Но, вообще-то, как вы воспринимаете, когда о вас много пишут и говорят, в том числе и негативное? Не напрягает, не вызывает злость?
– Да ведь главное в том и заключается: чтобы о театре говорили! Поэтому, когда меня приглашают на разные кулинарные или другие, отстраненные от творчества, эфиры, я никогда не отказываюсь. Я же должен продвигать свой театр. От этого зависит наш сбор и зарплата. У нас частный театр, и актеров надо кормить.
– В одном из недавних своих интервью вы говорили, что творчество своего театра разграничиваете: есть черный хлеб, то есть спектакли элитарные, фестивальные, и есть бочки для народа, своего рода масскульт. Ну и что из этого более на потребу сегодняшнему зрителю?
– В этот раз «Коляда-театр» привез в Москву уже полюбившиеся столичным театралам постановки классических произведений и три спектакля по моим пьесам. И зритель мог выбрать, что ему смотреть – классику или же Коляду. Мы показали не только спектакли, которые нас кормят – «Всеобъемлюще», «Баба Шанель», «Два плюс два», «Клаустрофобия», но и «Гамлета», «Короля Лира», «Трамвай «Желание» – это как раз работы для фестивалей, для продвинутой публики. Представьте, что на ура принимались и те и другие! И когда закончился последний спектакль гастролей, гоголевская «Женитьба», я до слез растрогался, увидев в руках зрителей листочки с признаниями в любви – в виде сердечек. И ведь зрители знали, что я буду стоять и вытирать слезы! Радостно, что большинство из наших зрителей – это люди, профессионально с театром не связанные. Для меня это означает, что «Коляда-театр» обрел славу народного.
– «Коляда-театр» – это плод коллективного творчества?
– Вряд ли. Разве можно разрешать актерам что-то на сцене самим придумывать? Они в первую очередь исполнители, а я начальник спектакля, иначе у нас ничего не получится.
– Но вы, Николай Владимирович, еще ведь и пьесы пишете, причем они переведены на многие языки мира...
– Трудно даже перечислить, на какие языки они переведены, 38 из почти сотни моих пьес поставлены в театрах России, ближнего и дальнего зарубежья. Постановки прошли в Англии, Франции, Германии, США, Италии, Финляндии, Канаде, Австралии, Македонии и других странах. И везде с успехом.
– А каким, на ваш взгляд, должен быть современный драматург, режиссер?
– У человека должно быть что-то на сердце и в голове. И без любви к театру не обойтись. Может быть, еще немного таланта. Этого вроде бы должно хватить.
– Как считаете, Николай Владимирович, в чем секрет популярности – и лично вашей, и «Коляда-театра»?
– В душевности, искренности. Наши актеры – живые люди на сцене, со своими радостями и переживаниями. У нас все по-настоящему, без пафоса и лжи. Искренность, она ведь всегда трогает – и в жизни, и на сцене.
– Что помогло мальчику из небольшого казахстанского села стать по жизни успешным и востребованным?
– Работать надо много и от лени избавляться. Я хоть по гороскопу и Петух, но работаю как лошадь, причем не только в год Лошади. Потому и результат.
– Смотрю в Интернете на ваши свежие фотографии: вы не изменяете своему имиджу, на многих фото, как прежде, в тюбетейке?
– Мне нередко задают вопросы, отчего я хожу в тюбетейке. А просто изящный головной убор, театральный такой, сразу понятно всем, что перед тобой театральный человек. Должен же творческий человек отличаться от других? А может быть, это и память о детстве, проведенном в казахстанском поселке. Может, ностальгия...
– Николай Владимирович, говорят, что театр вы знаете изнутри...
– ...потому что с 15 лет в театре. Кем только не работал: монтировщиком, осветителем, уборщиком, бутафором, режиссером, певцом. До армии были неплохие роли, а после – непрерывная массовка. Честно говоря, сегодня я испытываю благодарность к тем, кто меня тогда уволил из театра. Порой жизнь подкидывает нам удивительные вещи, причем необъяснимые. Только остался без работы – тут же нашел в почтовом ящике вызов на экзамен в Литинститут. Ну а в 2001 году, когда мне опять все надоело, заплатил я адвокату сколько-то тысяч и зарегистрировал собственный театр. Театр, дом, семья, – все для меня взаимосвязано. К примеру, вот сцена, в декорациях висит корыто, и оно – как портал в мою жизнь, в мою память. Я гляжу в него, как в зеркало, и вижу свое лицо, вижу , как мать пельмени лепит. Есть у меня такая фотография. Моя мама Зоя Васильевна умерла четыре года назад. И теперь у меня всегда перед глазами эта фотография.
– Когда в последний раз вы были в Пресногорьковке? И ваша костанайская родня – это кто?
– Это обычные малообразованные, но очень хорошие люди. Сестра Вера, отец мой и брат так и живут в Пресногорьковке. Отец уже старенький, брат болеет. Как я могу к ним не приезжать? Вот только за несколько дней до Нового года приезжал, подарки привез, деньгами помог. От них увез соленья разные деревенские, банки с грибами. Как всегда, столько испытал от встречи! Хотя и совсем недолго я дома пробыл. Люблю я в родной деревне бывать, тянет меня туда. Для меня родина – это моя душа, мои истоки. Там я впервые прочитал «Евгения Онегина», и меня поразили в этой поэме строчки о природе. Мне показалось, что это написано про нашу деревню. Наш дом стоял на краю села, и зимой его заносило снегом по самую крышу. Перед домом расстилалась безграничная степь, и утром или вечером, когда солнце вставало или садилось, снег в степи сиял и сверкал. И теперь, когда я читаю эти «сиянье розовых снегов и мглу крещенских вечеров», я сразу вспоминаю детство и свою деревню. Видимо, Пушкин это написал о каждом из нас: ведь и у городского, и у деревенского жителя что-то откликается в душе на эти строчки.
Часто я привожу эти строки своим студентам, будущим драматургам и писателям. Я говорю: «Вот у вас компьютеры, айпады, айфоны, и фиг знает что еще... А он-то писал пё-рыш-ком!.. Взял и написал: «сиянье розовых снегов». И никакие компьютеры не помогут так написать. Для этого нужно что-то иметь в сердце, в душе.
– В самые трудные для России и Казахстана годы вы восстанавливали храм в родном селе. Не интересовались, что стало с ним?
– Интересуюсь всегда, что там происходит. Действительно, в начале 90-х я восстановил полуразрушенную церковь, которая называется Свято-Никольский храм. Раньше там был духовный отец, а сейчас его нет. Плохо это, душа у меня по этому поводу не перестает болеть. Я уже хотел письмо писать в епархию, чтобы исправить положение.
– Николай Владимирович, насколько хорошо вы знаете свою родословную?
– Знаю, что дед мой переселился из Полтавы в Курганскую область, женился на мордвинке Татьяне Кузьмовне. До конца своих дней он разговаривал на украинском. А мать моя из России. Во мне смешалось столько кровей: и русская, и хохляцкая, и мордовская. А то, что родился я в Казахстане, тоже, безусловно, наложило свой отпечаток.
– Как вы находите сюжеты для своих пьес? В чем вы черпаете любовь к жизни?
– А просто сяду вечером один у окна и думаю, в окошко смотрю. И так мне хорошо. Или на свою дачу, которая недалеко от Екатеринбурга, уеду. И сижу там, душой отдыхаю, всякие мысли на ум приходят. Там часто и черпаю новые идеи и сюжеты для моих новых пьес.
– Как думаете, для того чтобы добиться чего-то значимого в жизни, нужно пострадать?
– Не знаю, стоит ли художнику мучиться, чтобы выйти на правильную дорогу, но знаю точно, что творческому человеку надо верить только себе, своей интуиции.
