Говорят, что существует тибетское колесо Сансары, которое постоянно вращается, и все наши ценности оказываются то наверху, то внизу. И только настоящая любовь к своему делу – ось этого колеса. Другими словами, внутренний стержень находится не в самом человеке, а в том, что он любит. Это и определяет человека. Для профессионального селекционера Вадима Ганеева такая ось – пшеничный колос.
– Вадим Анварович, у вас очень любопытный сайт. Кроме научных статей агрономов и селекционеров, здесь есть рубрики: ваши наблюдения после посещения комплекса пирамид Теотиуакан в Мексике, рассказы о рыбалке и даже фотоподборка насекомых-вредителей вашего главного детища – пшеницы...
– Понимаете, селекция – это достаточно кропотливая работа, которая требует колоссальной сосредоточенности и самоотдачи. И в какой-то момент чувствуешь, что без хобби просто не выдержишь. Когда мы создавали сайт, нам изначально хотелось, чтобы на него заходили совершенно разные люди и каждый находил для себя что-то интересное. (Если вы посмотрите на виртуальный глобус, который автоматически отмечает точку земного шара, откуда заходили на сайт фирмы «Фитон», то увидите сотню стран, среди которых США, Сингапур, остров Святой Елены и многие другие. – Прим.авт.) Вот, например рубрика «Nota Bene», где я недавно выложил фрагменты декоративного оформления кольцевых станций московского метро. Если хорошо приглядеться, то пшеничные колосья вы увидите везде: они обрамляют светильники, решетки, встречаются в мозаике... Вот смотрите. На станции Комсомольской оригинальные колосья остистой пшеницы, такой я в природе не видел. А на Новослободской латвийские художники воплотили в жизнь мечту генного инженера – скрестили пшеницу очевидно с уникальным вьющимся сафлором. На этой же станции интересная мозаика – женщина с ребенком на фоне огромного снопа. По форме колоса это явно тритикале – гибрид ржи и пшеницы. И даже становится любопытно, откуда в 1952 году здесь появилась тритикале, учитывая, что это очень молодая культура... Одним словом, когда я начал собирать работы, то сделал вывод, что пшеница – лучшее и, наверное, самое востребованное украшение интерьера метрополитена.
Сейчас мы готовим материал, посвященный пшенице и нумизматике. На монетах различных стран изображены пшеничные колосья. Причем не только на современных, но и даже на античных. Удивительная по красоте пшеница изображена на монетах Ватикана и на специальной серии, выпущенной Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН.
– Вам приходится много ездить. Скажите, а вы встречали где-нибудь памятник пшенице?
– Нет, нигде не встречал памятник пшенице. Хлебопеку видел, Колобку видел, а пшенице – нет.
– Парадоксально, не правда ли? Есть памятник Ежику в тумане, водопроводному крану, плавленому сырку «Дружба», а пшенице, которая нас кормит, нет...
– В целинные годы Казахстан получал миллиарды пудов зерна во многом благодаря пшенице «Саратовская 29». Ее в Казахстане сеяли на протяжении сорока лет, это уникальный и удивительно пластичный сорт. И я думаю, что пшеница достойна хотя бы маленького бронзового памятника.
– Вадим Анварович, вы возглавляете единственную частную селекционную фирму в Казахстане. А ведь сегодня редко встретишь сферу деятельности, где нет конкуренции...
– У нас стабильная фирма, которая достаточно хорошо развивается. Но наука никогда не была прибыльным делом.. Я предлагал крупным бизнесменам финансировать селекцию, вложить деньги, чтобы мы имели в распоряжении в два раза больше сортов. Но все ссылались на то, что это очень уж «длинные» деньги. Гораздо выгоднее построить многоквартирный дом и продать его. Принцип коммерции – в быстрых деньгах, это их право. Если же вкладывать в селекцию, то нужно на 15 лет заморозить свои деньги. Именно столько времени затрачивается на выведение одного сорта.
– Резонный вопрос: зачем вам это нужно?
– Мой дед заведовал в свое время сортоучастком в Башкирии. Родители закончили Тимирязевскую академию: по распределению приехали в Карабалык, где отец занимался селекцией пшеницы краткостебельных сортов, а мама готовила на ускоренных курсах агрономов к целине. К слову, половина ведущих агрономов нашей области – ее ученики. Я смог ответить на ваш вопрос? Так что селекция в семье была главным предметом разговора. У нас в семье три диссертации: у отца – по агротехнике кукурузы, у мамы – по доннику, у меня – по селекции озимой пшеницы. Позже вместе с мамой мы занимались селекцией озимой и яровой пшеницы на базе карабалыкского отдела мощнейшего Мироновского института, который в советские годы был куратором по озимой пшенице. В 1989 году меня пригласили работать в Москву в комиссию по сортоиспытанию при Минсельхозе, но после развала Союза я вернулся сюда.
– Ваша собственная семья тоже связана с селекционной работой?
– Моя жена – профессиональный фитопатолог, долгие годы она работала редактором в издательстве «Колос».
– Надо же, у вас все в жизни с колосьями связано, куда ни глянь!
– Получается, что так.
– Вы говорили, что селекция – это непрерывный процесс. Ваши дети готовы продолжить семейное дело?
– Мой сын работает в совершенно другой сфере.
– Как вы думаете, после вас...
– ...никого, наверное, не будет...
– А вы не готовите преемника?
– Нет. Я пытался готовить смену, но здесь люди не задерживаются. Чтобы заниматься селекцией, нужно быть фанатом своего дела, ведь это каторжный труд. Эта работа не терпит халтуры. Понимаете, селекция – это своего рода конвейер. Как я уже говорил, один сорт создается 15 лет. И если ты на первых этапах где-то сделал ошибку, сработал непрофессионально, то достойного сорта уже не получится. Это очень длительный процесс. Ускорять его можно только двумя путями – строить теплицы или сотрудничать.
– ?
– Мы ведем совместные научно-исследовательские работы с СИММИТ – это Международный центр улучшения пшеницы и кукурузы. Та самая организация, которая сделала зеленую революцию, накормив голодных во всем мире. Находится она в Мексике, где у них две опытные станции, ведущие челночную селекцию, за которую Норманн Борлоуг получил в 1970 году Нобелевскую премию. Благодаря его работе тысячи людей перестали страдать от голода. Дело в том, что в Индии, Пакистане высокая влажность, вследствие чего сорта болели и полегали. Борлоуг вывел высокоэффективные сорта пшеницы с коротким стеблем и устойчивые к полеганию, которые стали широко распространяться в мире. Кроме того, мы сотрудничаем с КАСИБ (Казахстанско-Сибирский питомник), который объединяет селекционеров Казахстана и Западной Сибири. Лучшие сорта КАСИБа передаются в Мексику, где опять скрещиваются с лучшими мировыми сортами, после чего возвращаются нам, и селекция продолжается. Я думаю, у нас в ближайшее время появится сорт, разработанный вместе с ними. Мы должны работать над расширением сортовой базы. Дело в том, что в нашей области достаточно много омских сортов пшеницы. Такое преобладание одного – западносибирского – экотипа не совсем желательно. Должна быть система сортов, мозаика сортов, которая подходит конкретному региону. Сорта должны быть разные и дополнять друг друга. Раннеспелые, среднеспелые, среднепоздние. В одном сорте все это совместить просто невозможно. Принцип районирования сортов такой. Представьте, что конструктор создал самолет. Есть летчик-испытатель, который его испытывает. Так вот мы, селекционеры, как конструкторы, создаем пшеницу. А есть сортоиспытание на государственном уровне, где просматривают сотни сортов, прежде чем найти тот, в котором есть, как говорится, изюминка. Для этого должны быть огромные станции, хорошее финансирование, чтобы было кому оценить труд селекционеров.
– Сколько всего ваших сортов используется в хозяйствах нашей области?
– Наши инновационные разработки – сорта мягкой яровой пшеницы «Любава», «Любава 2», «Любава 5», «Фитон Тандем», «Экада 109». Два сорта районированы в нашей области – «Любава» и «Любава 5». «Любава 5» допущена к использованию с этого года. Это уникальный сорт, высокобелковый, клейковина доходит до 50 процентов, в то время как у третьего класса она обычно составляет 23. И я считаю, что это большое достижение.
– А какая главная задача лежит в основе создания новых сортов?
– Та же, что и при создании нового самолета – постоянное совершенствование. Каждый год мы ходим по делянкам, просматриваем десятки тысяч колосьев и выбираем среди них лучшие для того, чтобы получился новый сорт. Все колосья несут в себе разные признаки. А потому из каких-то сорт может получиться, а из каких-то нет. Для этого их нужно изучать, сохранять, скрещивать. Понимаете, создать сорт – это не самоцель. Для того чтобы создать сорт, достаточно выйти в поле, оторвать первый попавшийся колос и размножить его. Смысл – в другом. Необходимо, чтобы в селекции был прогресс. Вот для этого мы все и работаем.
