Сначала давайте войдем в курс дела. Назван этот фестиваль лабораторией только потому, что, по первоначальной задумке устроителей, на нем во время сценической игры будут присутствовать в зале только актеры и режиссеры других театров. Смысл – чтобы авторитетное жюри могло разобрать по косточкам достоинства и недочеты спектакля, игру труппы, сценографию, свет… В общем, такой едва ли не закрытый от посторонних лиц междусобойчик профессионалов. Но этого не случилось: еще в прошлом году я, припоздав на один спектакль – а переезжать приходилось из одного театра в другой на очередную постановку – остался вообще без места, простояв два часа вместе с другими, рядовыми зрителями. Зрителей понять просто: кому не хочется посмотреть на роскошную палитру театральных действ, многие из которых либо заведомо на пике популярности (Интернет не дремлет), либо на грани фола, полны непредсказуемости и эксперимента. Поэтому неудивительно, что, по словам организаторов фестиваля, на нынешний фестиваль пришло 60 заявок из стран СНГ и Европы. Но посчастливилось только 14 театрам. На этот раз в его временные рамки «протолкнулись» коллективы из Грузии, Башкирии, Татарстана, Литвы, Молдовы, Казахстана – это мы, Костанай - и ряда городов России. О критериях отбора организаторы не сильно распространяются, но о двух я знаю точно: первое – чтобы в спектакле было занято как можно меньше людей (отсюда и приписка в программках - фестиваль малых театральных форм), второе – предпочтение отдавалось классической драматургии, а не то, что предлагала, например, просвещенная Европа – сплошную голубизну…

Члены жюри: режиссер из Литвы Салиус Варнас...

Члены жюри: режиссер из Литвы Салиус Варнас...

Костанайский областной русский драматический театр привез спектакль, жизнь которого была обозначена лишь одним прогоном на родной сцене. Вещь сложная. Называется «И день, и ночь…», соткан из четырех драматургических произведений при полном авторском интернационале - француз, русская, американец. Сценический конгломерат, который можно обозначить одной строкой – и смерть, и вера, и любовь. Прогон обычно назначается перед премьерой, перед первым массовым показом с целью зарядить артиста на работу, отточить последние драматургические детали. Я, например, вышел из прогона со сложными чувствами.

Вот тут-то и повис в воздухе вопрос: везти или не везти? Ведь перед поездкой на фестиваль можно элементарно подстраховаться – взять любой обкатанный на зрителях спектакль. Обычно участники фестивалей так и делают – в конце концов, это еще и состязание на миру, борьба за оценки жюри, за благосклонность коллег.

Актер Александр Кузнецов, тот самый Удильщик.

Однако Александр Лиопа, главреж театра и его директор Юрий Ивлев рискнули. Забегая наперед, я буквально с диктофона воспроизвожу слова Саулиса Варнаса из Литвы. Из четверых членов жюри этот театрал выделялся цепкой дотошностью и жесткостью в оценках. Вот его слова в адрес наших: «Всегда опасно представлять премьерный спектакль на фестивале. Очень рискованно. Мне понравилось, что театр пытается говорить сложным языком. Это поиск, за который не стыдно».

Но это из разбора полетов. Сам-то полет еще не состоялся.

«И день, и ночь…» наши ставили в НХТ. Новый Художественный театр Челябинска – это далеко не образчик театральной архитектуры. В нем нет ни позолоты, ни красных кресел, фойе тесное, как тамбур вагона. Это, скорее, театр-студия на сотню с лишним человек, с металлическими стульями и с наглухо задрапированными в черное четырьмя стенами. Традиционной для театров сцены, понятно, тоже нет. Просто выстроили рядком стулья вдоль одной стены, а освободившуюся полосу «танцпола» оставили актерам.

Я не буду пересказывать спектакль длиною в 2 часа 25 минут. Я просто в тот момент залез, образно говоря, в шкуру наших актеров и понял, что это такое – играть в непривычных для классического театра условиях. Без рампы, которая делит зал на мир актерский и на отчетливо зрительский.

Но мы начали. Я следил за лицами зрителей, среди которых, напомню, едва ли не половина искушенных театральных профессионалов. Салиус Варнас с каменным лицом викинга, подобно Удильщику из пьесы (персонаж артиста Александра Кузнецова), отсчитывал в уме, кого на тот свет, а кому еще на этом пожить... Хрупкая и обаятельная Татьяна Котович, профессор из Беларуси, улыбалась уголками губ либо складывала их в печальную скобочку… Нина Мазур из Германии, член международной ассоциации театральных критиков (ЮНЕСКО), личные эмоции щедро экстраполировала на свое славянское лицо…

Гаснет свет. На самом пике эмоционального настроя, когда душа артиста и зрителя неразделимы, как два ангела, вырубается все, что только может: свет, музыка, коротенькие вздохи публики, придушенный гул вентиляторов, да и сама по себе вся плотская жизнь. Остается тьма-тьмущая и жуткая, гудроном обволакивающая тишина.

Но это была лишь секундная пауза. Нет, света как не было, так и не стало, музыка молчала, но актеры продолжали играть. Невероятно! Секундная пауза - это не больше чем стык между фразами актеров. Александр Кузнецов, Максим Слепченков, Валентина Битюкова, Александра Зинкова, Олег Смирнов, Олег Бабанов, Денис Саратников продолжали играть так, словно когда-то поклялись перед зрителем, что никогда и ни при каких условиях не подведут его ожиданий.

Вы думаете на этом драматургия слепого случая в виде технических неполадок кончилась? Увы, трижды театр отключался от электричества, словно некий невидимый Удильщик решил перенести атмосферу загробного мира в плоскость реального зрительского зала. По ощущениям, это было сродни маленькому «Титанику». Однако в отличие от него люди на все происходящее реагировали удивительно спокойно, словно были готовы к такому сюжету, да и сами были не прочь ему подыграть: они включили дисплеи сотовых телефонов, и наши продолжали действо при этих мятущихся во тьме бабочках-огоньках. Органично получилось. И очень трогательно.

Аплодисменты!

Разбор полетов, конечно же, был. Настроенное благожелательно жюри отметилось как критическими замечаниями, так и высокими оценками. Они достались нам за актерский профессионализм, за попытку выйти из границы общепринятых канонов, очень хорошо говорили о сценографии, за что особый респект художнику театра Курмангазы Каржанову. Говорили о том, что «сюрреалистический сюжет раскрыт здесь во многом бытовыми средствами» (Нина Мазур), что «Костанайские казахстанцы второй год обращают на себя внимание четкой встроенностью в новаторский поиск» (Татьяна Котович), что «Зрители присутствуют при появлении новой художественной сущности» (Евгений Гельфонд, худрук фестиваля). Я привожу только часть оценочных мнений, оставляя за бортом длинный караван профессиональных терминов, среди которых, например, фразы «концептуальная аллюзия» или «дидактичность авансцен» на языке критиков, это как для нас с вами диалог двух детсадовских малышей.

Актриса Александра Зенкова на сцене смеялась и плакала.

Еще замечу, что самолюбие здесь не щадят. Поэтому если игра была плоха или местами не дотянута – об этом так и говорили. Кто оказался на вершине безоговорочного признания? Пермь отличилась. Грузины. О наших я уже говорил. Еще театр со странным названием «Zоопарк» и с такой же странной классификацией, как «театр одновременной игры», но с невероятной пластичностью в подборе репертуара и в игре актеров. Он не имеет собственной крыши, актеры живут в разных городах – Нижний Новгород и Пермь - но вот уже одиннадцатый год этот «Zоопарк» плывет легкой и стремительной яхтой по театральной географии СНГ. Я видел игру Олега Шпакова и Льва Харламова по пьесе японца Коки Митани «Академия смеха». Запомните этих актеров, а будет случай – обязательно посмотрите. Не сможете воочию - Интернет поможет.

... А сегодня я вновь иду на спектакль, который уже видел в Челябинске: любопытно увидеть, какие метаморфозы произошли с ним после его фестивального варианта. Театр - штука живая, подвижная, многослойная.