Чтобы понять войну – надо ее пережить. Мы не можем ее понять – нас раздувают другие проблемы и переживания.
Сегодня мы публикуем завершающую часть рассказа ветерана Сталинградской битвы Андрея Крикливцева. (начало – номера «КН» за 26 января и 2 февраля).
Фото сделано в мае 1943 года в госпитале. Андрей Крикливцев в верхнем ряду, крайний слева. Почти у всех молодых людей на снимке – отняты ноги. Неграмотный Дмитрий Карпов (крайний справа в первом ряду) просил Андрея Петровича писать письма его девушке. Писал о том, что ему отрезали ногу, но он вернётся и на ней женится...
– Я не обратил внимания – надо вытянуть ногу, а я ее согнул. Он, видно, целился в голову, а взял ниже и попал в колено, пуля прошла параллельно голени, там повредила тоже, наверное. Больно, очень больно... – Андрей Петрович приподнялся над столом, но потом справился с собой. – Я сгоряча поднялся... У нас был командир отделения, он меня дернул и сказал: «Нести тебя – не понесешь. Ползком, если можешь – ползи»...
Я вздрогнул – по фильмам мне казалось, что возле раненого всегда оказывался санитар или товарищи с плащпалаткой. А здесь: «Ползи!» Куда ползти? Медсанбат был в снегу, в километрах от места боя...
– И я ползком, немножко взял подальше от линии огня. Подполз к леску. Смотрю – танк наш подошел. Стал стрелять. Немцы тоже. Несколько снарядов прошли выше танка. А потом один прямо в башню попал. Вываливаются из танка бойцы и катаются в снегу, сбивают огонь. Кто-то сбил, а кто-то затих там же... Холодно мне стало, но я полз, долго полз. Приполз в небольшую избушку, в ней уже были раненые. И там один на пороге с кубиками на петличках. Кричу: «Ох и больно мне, ох и больно – у меня нога болит». «Тебе больно? – спросил он меня. – Вон посмотри – сидит в углу».
Посмотрел, а у человека нет ни ног, ни рук. Туловище прислонено к стенке... и сидит. Я замолчал...
Через сутки подъехала машина и нас забрала. Не в медсанбат, а в степи было такое строение – зернохранилище. И туда настлали соломки немножко, там нас и определили. Дня три, наверное, я там жил. Холодно. Все три дня думал о тепле. Что это были за длинные сутки – минуты как часы. И холод, холод... Целая жизнь прошла в этом зернохранилище.
А потом меня определили в настоящий госпиталь – Камышин. Больше трех недель везли. Холодно, больно, на кочках все кричали. Привезли в Камышин, и врач сказал – заражение. Под наркозом мне ампутировали ногу...
Я болел, помню только градусник на кровати – он всегда показывал 39. Я от наркоза долго не просыпался. Когда проснулся, увидел... Конечно, было жалко ноги. Но куда денешься?! Война! Не заживала нога долго. Только в июле или августе был выписан. Домой. Быстро я отвоевал...
В Куйбышеве (ныне Самара) дали мне протез. Так, под мышкой, и вез его в родное село... В село Давыденовка, 30 километров от Кустаная. Может, слышали?
Отец помер. Маме было около 70... Я приспособил велосипед на одну ногу и ездил на нем маленько. А потом стал думать – что-то надо делать. И здесь приехали из школы. «Надо тебе профессию какую-то, – сказали. – Знаешь – давай к нам работать приходи. У нас нет учителя русского языка, а я слышал, ты знаешь неплохо русский язык». Вот так я стал учителем. В феврале 1944 пошел в школу. 40 лет отдал образованию.
Война есть война. Никакой пощады нет. Убивают... Я думал: как так человек может озвереть? И сейчас не могу понять – что же это было с нами?
Поговорили с вами, и довольно. Как посижу – что-то начинает ослабевать в груди. Мне надо полежать. Так вы не знаете, как Гитлер умер? Ну и Бог с ним. «Этот День Победы порохом пропах...»
Ветеран допел припев великой песни, а я не знал, что делать. Аплодировать или быстрее выбежать в дверь, на лестничную площадку.
P.S.: Общие потери Красной армии в Сталинградской операции составили 1 129 619 человек. Немыслимая цифра. Костанайский стадион рассчитан на 8 000 мест. И когда он заполняется, кажется, что вокруг огромная гудящая масса народа. После игры надо минут 10 подождать, пока все люди спустятся с Западной трибуны. И это 8000 человек. Что же такое 1129 619?!
Мы же все чаще сталкиваемся с таким явлением, как героизация, романтизация войны. Из последнего наблюдения: за кадрами видео с падающим челябинским метеоритом люди сначала пугаются, а потом смеются: «Это война, война, ребята»! (смех).
