Охотничьи навыки, накапливаемые годами, бесценны и вместе с тем хрупки,
потому что хранятся на полочках воспоминаний и личных навыков.
С появлением первых мартовских проталин он грузит нехитрым охотничьим скарбом свою не первой свежести «Ниву» и отправляется на юг. Не то чтобы была сильная в том необходимость, но давняя привычка следовать природной круговерти берет свое. В Наурзумской стороне, ближе к песчаникам в предгорьях Кизбельтау, на оттаявших уже проплешинах стоят дежурные по весне – суслики-песчанки, больше известные в наших краях как зурманы. Три последующих месяца зурман берет от жизни все – солнце, тепло, свежие побеги трав, радость материнства/отцовства, при всем том не теряя осторожности, поскольку врагов у него достаточно – и птицы хищные, и звери ловкие, и охотники не прочь на них глаз положить... Удалось уцелеть – значит, и жизнь удалась. С чувством исполненного долга зурман, накопив подкожного жира, уходит в девятимесячную спячку.
В преддверии этой мартовской сказочности Анатолий Резниченко, коренастый, с бородой шкипера (может, в память о четырех годах, проведенных на Тихоокеанском флоте?), рассказывает мне, как избежать голодной смерти в степи.
– Ты кугу видел? Ну, разновидность камыша? Так вот, помнишь, на нем сверху просо – это для уток, а низ с клубеньками – это для кабанов. Клубеньки можешь смело есть. Захочешь мяса – лови зурмана. Все, что лежит в наших аптеках, – тысячелистник, пижма, лишайник – это у него в меню. Жир у зурмана целебный. А вот в желудке у него увидишь белые зернышки – это эфедрин полевой. Берешь зернышки, высушиваешь и делаешь чай. Сила мужская прибывает невероятная!
– Расскажи-ка мне о волках, – перевожу я стрелки с мифической голодной смерти на реальный интерес. – У вас в районе за зиму завалили 38 серых. Мы такими темпами не кончим волка как вид? Не разрушим природную цепочку?
– Нет, не кончим, – трясет шкипер головой. – Слушай сюда. Раньше за взрослого волка платили 135 рублей...
– Ни фига себе! У меня тогда, как у старшего корреспондента, оклад был такой!
– А я о чем?! А каждый пойманный волчонок шел по 50 рублей. До первого октября считался волчонком, а после первого – уже взрослой особью. Однажды мы прихватили сразу восемь волков. Так государство нам сразу выплатило почти половину стоимости «Жигулей». В те годы у меня в районе стояли три бригады волчатников, за год брали только молодняка по 60 штук. И не кончили серых. Причем любопытную вещь я наблюдал: чем больше изымали волчат, тем больше было в следующем помете самочек. Что-то вроде ускоренной саморегуляции вида происходит. Волчица уже на втором году жизни приносит потомство. Расплод у нее с конца апреля. Волк – натура динамичная, ему сотню км за сутки сделать не проблема. Вроде своим тут дали жару, так к нам подошли волки с Актюбинской стороны.
– А что, у них на мордах почтовый индекс?
– Не совсем. Наши неделю-другую в лесах поотираются, и мех становится темным. А степняки всегда белесые. И потом местные волки пришлых не любят. Войны у них за территорию.
Его можно слушать бесконечно. О том, что если у серой утки первую кладку порушат зверь или человек, то она торопится обзавестись второй; что белые аисты, оказывается, неплохо мышкуют на вспаханной земле, а лебедь убивает пернатых соперников не клювом, а крылом, но он, этот могучий красавец под 15 кг веса, дает деру от неказистой лысухи... У Резниченко уже взрослые сын и дочь, внук Макс ходит в четвертый класс, а он по– юношески любопытен к тому миру, в котором официально егерем, а потом председателем охотобщества продолжает службу на протяжении последних 36 лет. Если кто-то скажет, что для романтика у Резниченко слишком приземленные вкусы, поскольку на природу он смотрит через прицел ружья или с точки зрения ее материальной пригодности, то давайте вопрос поставим так: когда вашу лошадь или отару овец режет волк, к кому вы обращаетесь за подмогой? Честное слово, мне было неприятно за одного предпринимателя, который, имея сотню голов скота, упрекал охотника за то, что тот не уследил за его пятью баранами. Так и подмывало спросить: любезный, а вы хоть литр бензина этому охотнику дали? Егерь не частный сторож, он организатор охот, наблюдатель и хранитель животного мира.
Автопортрет Евгении и Анатолия был бы не полон без охотничьего снаряжения и того, что осталось от серого хищника...
Волки, которых отстреливают добровольные помощники егеря или он сам, не стоят ни государству, ни предпринимателям ни шиша. В России, говорят, платят добытчику за одного серого 10 тыс. рублей. А у нас в лучшем случае – спасибо.
Стать хорошим егерем, следопытом, охотником можно и интуитивно, эксплуатируя и развивая заложенные в тебе дарования. А лучше будет, если в этом бесконечном процессе рядом окажется и жена. Евгения Станиславовна, обаятельная хозяйка уютного дома, который когда-то они вдвоем и построили. По диплому, как и муж, Евгения Станиславовна охотовед-зверовод, вместе оканчивали пушно-меховой техникум. Правда, когда приехали по распределению в Кустанайскую область, зверохозяйства тут уже на ладан дышали. Так что Евгения Станиславовна отправилась на 12 лет служить в милицию, где помимо борьбы с нехорошими парнями лихо стреляла из ТТ по мишеням, завоевывая на соревнованиях призы и грамоты. Я видел ее на одном из охотничьих сборов – ружье она держала мастерски. Она и поныне при деле – ведет всю необходимую документацию, неизбежную в работе каждого райохотобщества.
Мыидем по сумрачному лесу смотреть якобы волчьи следы. Якобы – потому что следов здесь столько, что распутать эту канитель все равно что дешифровать вражеский передатчик. Холодно, промозгло. Мне кажется, что только местный охотник Иван Лапин, наловчившийся брать серых на петлю, способен здесь что-то понять. Но Резниченко даром времени не теряет. Он повествует мне, почему нет в лесах нынче рыси – чумка кончила, и насколько полезны черные вороны в отслеживании того же волка. Я впитываю это с задором. Такое ощущение, что мне вслух читают энциклопедию природы.
Охотничий опыт, накапливаемый годами, бесценен и вместе с тем хрупок, потому что хранится он на полочках воспоминаний и личных навыков. Поэтому, когда вам придется общаться с толковым егерем, не стесняйтесь как можно больше вытащить из его полочек полезного и умного для себя. Пригодится. При случае передадите другому.
Когда встает вопрос платы за отстрел хищников, смотрим, как поступают соседи.
Так, в Бурятии (РФ), соседствующей с Китаем, китайцы без лишних бюрократических проволочек забирают у россиян убитых волков за 30 тыс. рублей. В Якутии за шкуру волка госбюджет выплачивает 10 тыс. рублей. В Атырау охотникам за каждого отстрелянного волка выплачивали 14 тыс., за волчонка и шакала по 5000 тенге, передает ИА «Казах-Зерно». В Алматинской области на начало 2012 года государство выплачивало за каждого добытого волка 12 тысяч тенге, ранее сумма составляла около 8 тыс. тенге.
Однако не все разделяют эту точку зрения. Группа охотников из общественного объединения «Дикая природа» (Южно-Казахстанская область) намерена добиваться запрета охоты на волков. Они это мотивируют тем, что волк – тотемное животное тюрков, и их уничтожение может стать причиной бедствий для страны. Как аргумент – в Южно-Казахстанской области один волк приходится на 120 квадратных километров. Тогда как в Монголии один хищник проживает на территории 25 квадратных километров. И местные скотоводы такое соседство воспринимают спокойно. Во всех развитых странах, если хищник уничтожает скот, ущерб оплачивает государство.
Однако не будем впадать в крайности. Истребить не дерево посадить. Последний волк в Йеллоустоунском парке (США) был убит в 1926 году. Чтобы восстановить популяцию, пришлось ждать 40 лет. В Норвегии и Швеции сейчас менее 80 волков. В России, по достаточно разрозненным сведениям, 70 тысяч. В Казахстане... Большой вопрос. Поэтому без нужды, на мой взгляд, нет и резона безоглядно лезть в дела волчьи. Если человек царь зверей, то надо быть и милостивым к своим заблудшим подданным.
