Виктор ГРИЩЕНКО: «Мне не нравится, когда говорят: не буди лихо – живи тихо»

Он всегда был первым парнем на деревне. Первый привод в милицию обеспечил ему кратковременную славу борца за справедливость в родном Шолаксае – заступился за девчонку. В восьмом классе родителей вызвали в школу по большому политическому ЧП: Витя громогласно заявил, что еще немного, и верного ленинца и руководителя государства Леонида Ильича Брежнева начнут печатать в «Советском спорте», приписывая ему олимпийские заслуги... Батя, бригадир полеводов и дважды орденоносец, пороть его не стал – в семье были свои представления о том, как жить по совести.

Коренастый, крепко сложенный (сказались юношеские занятия борьбой и тяжелой атлетикой), с твердым взглядом человека, на которого где сядешь, там и слезешь, Виктор Анатольевич Грищенко до своих нынешних 50 лет шел так, как будто у него в запасе по меньшей мере еще столько же. Его трудно заподозрить в сентиментальности, но вот когда он произносит: «моя деревня», «мои земляки», «мое Отечество – это мой Шолаксай» – в этом будничном пафосе столько подкупающей искренности, что ему не только веришь, но даже хочется узнать лучше этого человека, который, сразу видно, ни при каких обстоятельствах не будет менять себя, свои принципы в угоду сиюминутной конъюнктурае.

Сейчас он, согласно современной терминологии, фермер. База его крестьянского хозяйства – небольшая мехмастерская почти в центре поселка, в которую никогда не зарастает народная тропа. Во-первых, потому, что у Грищенко здесь несколько серьезных станков, сварка, подручные средства для общения с металлом. Во-вторых, доступ ко всей этой механической роскоши в любое рабочее время для шолаксайцев бесплатный. Колесо починить, трубу сварить, шестерню выточить, ведро залудить – нет проблем. Отсюда у нас и пошел разговор о деньгах.

– Виктор Анатольевич, ты что, самый богатый здесь, коль за бесплатно?

– А в чем мерить богатство? Когда я создавал свое хозяйство, эту МТМ, в частности, я по всей округе собирал станки. Они мне обошлись в миллион тенге. И что, теперь я должен год за годом по тыину со стариков отбивать, с таких же крестьян, как и я? Я никогда даже запчасти своим коллегам по фермерству не продаю. Ну нет у человека наличных! Бери, говорю, заработаешь и вернешь точно такую же запчасть мне. Я не беден. У меня три «Кировца», пять «Беларусей», пять комбайнов...

– А сам, извини, ездишь на допотопной «Ниве».

– Какая же она допотопная? Ушатанная, это да, по полям да буеракам жизнь у таких машин недолгая. Я поезжу, затем своим работягам отдаю. И там они бегают, как резвые кобылки. Как так? Показываю на примере тех же трех «Кировцев», которым молодость давно уж только снится. За ремонт одного из них я в Костанае отдал больше 6 миллионов. Дороговато. Поэтому остальные два недурно отремонтировали собственными силами. Видишь, бензовоз стоит? Я его пригнал в сов­хоз, когда мне было 25 лет. Ничего, подлатали, вполне еще шустрый грузовичок. Реставрируем шкивы на комбайны, протачиваем шестерни – сложные работы, дорогие. Но у меня люди золотые: Александр Кандауров, токарь с 35-летним стажем, все что угодно сделает. Коля Куличенко, местный, переехал в Костанай, а каждую посевную и уборку у меня. Постоянный же коллектив у меня небольшой – человек десять. Ежемесячно авансирую, а по итогам года 100-200 тонн зерна, в зависимости от урожая, пускаю на оплату. На брата тысяч по 500 получается. Причем я не заглядываю в каждый бункер, мужики сами считают КТУ – коэффициент трудового участия. Обиженных нет. Правда, и олигархом меня трудно назвать: всего полторы тысячи гектаров пшеницы, 900 гектаров сенокосов. И это при бонитете почвы зерновых в 20 баллов.

– Уму непостижимо: как вы держитесь на этом узеньком островке? (мое удивление не наигранное: бонитет – это показатель плодородия земли, определяющий ее ценность. За основу берется цифра 100. В области в среднем он составляет от 30 и выше баллов. Показатель в 20 баллов – ниже уже некуда).

– У меня сейчас есть клетки, где урожай под 20 центнеров. Редкость, но раза четыре за последние 13 лет было. В 2009-10-12 годах мы не взяли и четырех центнеров с гектара, но не разорились. Прошлый год половина полей вообще едва вытянула три центнера. И, тем не менее, я рассчитался по кредитам с Продкорпорацией. Людей обеспечил сеном, зерноотходами... Наверное, я учился долго. Прошел все ступени сельского карьерного роста – токарь, контролер, бригадир, главный инженер совхоза, директор ТОО. Учился у отца, который свои два трудовых ордена Красного Знамени заработал хорошими урожаями у директора совхоза Умурзака Ихтиляпова. Автодорожный техникум закончил без проблем, а вот в СХИ после трех лет не задалось. Это были жуткие годы перестройки. И мне стали прямым текстом говорить: заплати – и сдашь сессию. Я повернулся и ушел. Диплом инженера получал уже в КИнЭУ. Конечно, мне бы еще пару тысяч гектаров землицы. Это 5-7 миллионов тенге можно было бы заработать на социалку в Шолаксае! Но кто мне землю даст? Все занято.

– А почему тебя это заботит? – ставлю вопрос ребром, поскольку явная тяга Грищенко к равенству и братству так и рвется из рамок привычных житейских предпочтений. – Не лучше ли на эти миллионы было бы построить ладный дом вместо нынешнего? Джип прикупить, квартиру в городе? Не пора ли показать оскал капитализма?

Прежде чем задать Виктору Анатольевичу вопрос насчет миллионов и капитализма, я был в его доме. Типовая постройка времен развитого социализма. Татьяна, гостеприимная хозяйка, поставила на стол густой наваристый борщ, другие простые, но по-крестьянски сытные угощения. Потом супруги показали дворовое хозяйство: телята, овцы, свиньи, куры... Я подумал: когда ж они со всем этим управляются? Сын в армии, две дочери в городе на самостоятельных хлебах.

Про новый дом Виктор Анатольевич заговорил сам: есть, мол, такая мечта. На первом этаже теннис, спортивные снаряды... Это для сына Анатолия. С последнего курса университета он добровольно ушел в армию. Служит в морской пехоте. «Я всегда говорил, что мой сын обязательно пройдет армию», – не без гордости говорит фермер. «А если сын не вернется в деревню? Может, он военным станет?» – возвращаю его на землю. Виктор Анатольевич молчит. Видно, думает: а для кого тогда новый дом строить?

На прощание Татьяна дарит мне красный магнитик с профилем вождя – В. И. Ленина. У себя дома я приспособил его к холодильнику рядом с сувенирным собратом из Эмиратов. Не скажу, что вождь мне столь же мил, как отпуск в Дубае. Другое притягивает: почему люди, никогда не состоявшие во всемогущей КПСС, вдруг стали убежденными коммунистами после ее распада?

– Отвечу словами Платона: политика – это искусство жить вместе. Сейчас поясню. В последние годы Союза меня избрали комсоргом села. Причем я никогда не состоял в партии. Став, по сути, ее районной номенклатурой, я начал с критики. Потому что не приемлю лицемерия и двойственности. Когда с трибуны одно, а в жизни – как бы побольше хапнуть, солгать в угоду красивой отчетности. Времена поменялись, а нравы – те же. Я вижу, как живет моя деревня, ужавшаяся с трех тысяч человек до тысячи. Поэтому всегда откликался на ее общинные заботы: чинил своей техникой плотину, боролся с зимним бездорожьем, покупал для школы какие-то вещи. Каждый год выходило под миллион тенге. В прошлом году только где-то на тысяч 800. Каждый год я подписывал с властями района меморандум на оказание социальной помощи населению. А потом стал интересоваться: насколько эффективно наши деньги используют? Логично же, верно? В одном из отчетов было сказано: на освещение поселка такого-то затрачено столько-то миллионов тенге. Конкретно: чтобы ввернуть в уличный столб одну лампочку, потребовалось 15 тысяч тенге... Мне не нравится такая бухгалтерия. Социальное партнерство должно быть открытым, деловым. Это же огромная часть внутренней политики, диалога власти и бизнеса, искусства жить вместе. Я был акимом Шолаксая. Много было планов насчет того, как сделать тут жизнь чуточку лучше: парк разбить, фонтан поставить, пирамидальные тополя... Но не сладилось. Однако и сидеть сложа ручки – это не по мне. Знаешь, сколько коммунистов в Шолаксае? 40 человек. Это немало. А партия в целом в мажилисе парламента по количеству депутатов занимает третье место. Значит, многое можно решить на законодательном уровне, конституционным порядком.