Наша коллега, бывший первый заместитель главного редактора газеты «КН» Галина КИМ сейчас находится в Киеве. С дочерью и внучкой. Она написала нам о ситуации в столице Украины будучи их очевидцем.
День первый
Утро 24 февраля началось фантасмагорически . В мою комнату вбежала дочь с криком: «Война началась!» Было такое ощущение, что я либо еще не проснулась, либо как юные герои «Плезантвиля» оказалась внутри какого-то фильма. Про 1941-й год. Война!? В уютном, волшебно-красивом Киеве? Немыслимо, невозможно. Помню, что пробормотала: «Бред какой-то….» Но это был не бред. Я это поняла, как только вышла на улицу. Было непривычно тихо и безлюдно. Родители не волокли своих чад в детский сад или школу, подбадривая их посулами или угрозами. Молчала близлежащая стройка.Шок я испытала у аптеки, возле которой впервые на моей памяти выстроилась приличная очередь. И это был только ее хвост, передовая часть уже расположилась в самом помещении. А магазин, который должен быть открыт как минимум два часа назад, в свой график явно не вписался. Огромный торговый центр был тоже неприветливо темен. Зато у следующих двух супермаркетов толпился народ . До дверей одного из них я добиралась вместе с молчаливой очередью минут сорок. Этот поток контролировала могучего вида женщина с бейджем на груди. Собираясь купить только молоко и фрукты, я, подхваченная общим покупательским ажиотажем, вышла в итоге с тяжелогруженой тележкой. В каком-то странном ожесточении бросала туда крупы, макароны, сахар, сыр, консервы, креветки, соль (как же без соли?). Спичек и свечек, увы, не было. Полки пустели на глазах… И только витрина с тортиками и пирожными была девственно не тронутой.
Прилавки магазинов в первый день...
У банкомата тоже змеилась очередь. Метнулась туда с мыслью: «Господи, ведь в экстремальных ситуациях всегда нужен кэш». Но напрасно я промаялась около стального ящика больше часа. Вместо денег получила сообщение с извинениями, что такого типа карточки временно не обслуживаются. Карточка, понятное дело, была казахстанская.
В этих очередях не было давки, криков, мол, «вас здесь не стояло»», было потрясающее терпение, когда человек мог торчать у банкомата минут двадцать, и никто не раздражался, не вопил: «Сколько можно, вы тут не один, все деньги заберете». Кстати, подобные слова так и рвались с моего языка. Уважаю себя, что удержалась. Казалось бы, что страх войны должен был сделать людей эгоистичней, черствее, погрузить их в свои проблемы. Но увидев мою руку в лангетке, киевляне участливо спрашивали: «Вам помочь?»
В очереди у магазина.
24 февраля люди сновали от магазина к магазину, тащили тяжелые сумищи, баклажки с водой. Запасались. Тем временем, более умудренные жизнью загружали свои машины скарбом, сажали свое семейство и двигались в сторону польской границы…
День второй
А мы упустили время, когда можно было убежать, спрятаться от войны. Еще в начале февраля моей дочери пришло сообщение из Дании, что ей и ребенку следует вернуться в королевство во избежание опасной ситуации, которая складывается вокруг Украины. Ларс, Юлин муж, с датской педантичностью звонил несколько раз на день и требовал того же. Но в опасность полномасштабной войны мы не верили. Теперь пришлось поверить в реальность ракетных ударов, от которых проснулись в 5 утра. Взрывы не были близкими, но было понятно, что это не салют, не фейерверки, в них угадывалась настоящая угроза жизни. Тем более, что приходили ошеломляющие новости о пожаре многоэтажки, в которую попали обломки дрона, сбитого украинскими ПВО. И это не был фейк, потому что именно в этом доме жила знакомая Юли. Другая ее приятельница провела ночь в бомбоубежище с девятилетним сыном. И это был удручающий опыт и для нее, и для ребенка. Целый день трезвонил телефон, и разговоры были об одном – в каком убежище лучше спрятаться, где самое безопасное место в доме. Оказалось, в ванной или в прихожей, где мы и соорудили странное лежбище с диванными подушками. Теперь я знаю, что спать надо на полу, если хочешь сохранить себе жизнь при бомбежках и ракетных ударах. Но, честно говоря, в столь чудодейственное средство верю мало, поэтому сплю на кровати.Как ни странно, война восстановила утерянные связи с прежними друзьями и знакомцами. Дочери писали и звонили из Англии, России, Франции, мне – коллеги, с которыми я делала первые шаги в профессии, и даже школьные подруги. Волновались, предлагали помошь.
Целый день в квартире работает телевизор – выступает президент Зеленский, несут вахту телеведущие, выходят время от времени в прямой эфир корреспонденты. Военные каются, говорят, мол, не думали, что попадут на настоящую войну, считали, что едут на учения. С экрана звучат цифры о четырех тысячах погибших россиянах, Украина обращается к Красному Кресту с предложением забрать тела и вывезти их на родину. Рекламные ролики не о казино или женских прокладках. Они - о мощи и мужестве армии Незалежной, о необходимости вступать в ряды Территориальной самообороны. Ну а российские телеведущие и политологи прочно обосновались не только на ТВ, но и на ютубе. На своих стримах они утверждают обратное – российская армия самая сильная, профессиональная, гуманная. Просят: не верьте украинским фейкам, наши военные работают ювелирно, в жилые дома и социальные здания не попадают, больших потерь не несут. Однако и украинцы просят о том же – не верьте фейкам. Ну и кому верить? И хоть считается, что пророков нет в Отечестве своем, большинство все же всегда верит своим.
День третий
По этой улице день и ночь шли потоки машин.
После еще одной бессонной ночи и утренних раскатов от ракетных ударов стало понятно, что надо как-то выбираться из Киева. Ларс готов приехать за нами в Польшу, но до нее нам с семилетним непоседливым ребенком надо еще добраться. Соцсети сообщали, что в автомобильных пробках можно простоять часов семь и больше, и не факт, что доберешься до пункта назначения – вереница машин, растянувшаяся на несколько километров, где-то взорван мост, где-то разбита дорога. А таким «безлошадным», как мы, надо для начала приехать во Львов.
Киев ежедневно организует эвакуационные поезда в сторону запада страны. Оттуда добраться до Польши готово помочь посольство Казахстана. 26 февраля поезд на Львов уходил в 22.30. И тут выяснилось, что попасть на вокзал невозможно. У таксистов не хватает бензина, впрочем, и самих таксистов в Киеве почти не осталось. На наш вызов ответила только одна фирма: «Мы ставим на очередь клиентов, но ничего гарантировать не можем. Можете прождать пять часов, а может, и больше. Водители - кто уехал, кто боится выходить из дома.» Нашелся знакомый, который был готов отвезти на вокзал, но так, чтобы в 17.00 самому быть уже дома. Почему в 17.00? Да потому что на это время передвинули начало комендантского часа. Бегство из Киева пришлось отложить. Позже оказалось, что нам повезло: вечером в районе вокзала началась перестрелка, пути обесточили, пассажиров отправили в бомбоубежище.
Перед комендантским часом опустели заправки, автомойки.
Около 16 часов решили отправиться в магазин за водой. Магазины были закрыты, пусто было на близлежащих автозаправках. На одной из них рослый мужчина замахал на нас руками: «Заправка не працюе». Хотя мы были без машины. Но на наш вопрос о цене бензина все же ответил: «36-37 гривен». То есть цена осталась в довоенных параметрах.
По дороге зашли в одно бомбоубежище, в другое. В первое из них спускались по крутой цементной лестнице. Людей пока мало. Кто-то принес матрасы с одеялами, кто-то просто плед, брошенный теперь на садовую скамейку. Спросила немолодую женщину, сколько она уже находится в этом укрытии. Не подняв от книги головы, сказала коротко и буднично: «Три дня.» Каково это пробыть 72 часа в холодных цементных стенах, где все пропитано запахом бензина и даже чем-то похуже? Спросить об этом я не отважилась.
Второе бомбоубежище – цивильное, переделанное из современного фитнес-центра, не похожее на подвал, но народу так много, и пускают туда только по записи. С нами ребенок, наверно, поэтому нас все же записали. Но попасть туда мы не смогли. Отправились домой за одеялами, но, к несчастью, по дороге решила сфотографировать детскую площадку – без детей она выглядела сиротливой, заброшенной. И тут ко мне подошел мужчина и спросил: « А что это вы делаете?» Тут к нему подтянулся еще один крепыш, затем третий. Они разглядывали меня в упор, и я почувствовала себя диверсантом, которого застали на месте преступления. Объяснила, что рядом живу, показала документ. Недоверчивость в их глазах растаяла. «Вы из Территориальной обороны ?» - поинтересовалась теперь уже я. Мужчина кивнул в ответ головой и добавил: «Через десять минут начинается комендантский час. Поторопитесь».
Так что мимо ночевки в укрытии мы пролетели.
Когда стемнело, вышла на лоджию - огромные многоэтажки, которые полукольцом обступали наш дом, были почти темными, с редкими проблесками огоньков в окнах. На этот раз ночевать в бомбоубежище отправилось куда больше людей, чем вчера. Полночи мы просидели на полу в прихожей в ожидании то ли авианалета, то ли ракетного удара. В итоге плюнули на все и в полном изнеможении завалились на кровати.
День четвертый
Воскресенье. Комендантский час. С субботы до понедельника. Мы сидим дома. Все повторяется, как в «Дне сурка» - работает телевизор, звонит взволнованный Ларс, дочь ищет хоть какую-то возможность вырваться из Киева, по телефону обсуждает с товарками страхи минувшей ночи, где что взорвано, кто уехал из столицы, как воспринимают дети ночевки в бомбоубежище. И я понимаю, что начинаю привыкать к этой исковерканной войной жизни. Не к трагедиям людей, конечно, не к взрывам. Просто для меня это уже не плохой сон, не кинобоевик. Это реальность, в которой предстоит жить людям, моим дочери и внучке. Если война не закончится в ближайшие дни.Несмотря на довольно преклонный возраст, это мой первый опыт, первая реальная встреча с войной... Знаю, что в России бытует другой термин – специальная операция. Но для украинцев это война. Для женщин - со слезами, страхами, паникой. Для большинства мужчин – с желанием защитить свою семью, свою страну. И это тоже данность.
