Этого дня нет ни в одном официальном праздничном календаре. Но тысячи поклонников спортивно-любительской охоты ждут его как манны небесной.
Открытие
Загружаются эти поклонники по полной: палатки, спальники, оружие, боеприпасы, еда... О, еда – это отдельная история. На привале она как джазовый оркестр с его музыкальными вольностями. В первом предстартовом ужине, в ночь перед утренней зорькой, чего только не булькает в костровых казанах: у кого плов, у кого копченые ребрышки, густая рыбная разносортица или просто незамысловатая композиция под названием «горячее сырым не бывает».
В этот вечер, как в воронку, вливаются люди, многие из которых только и видятся друг с другом лишь раз в году, на этом феерическом фестивале под названием «открытие осенней охоты». Взрывная доза юмора, охотничьих рассказов, приправленных нефильтрованной лексикой народных метафор и образов, добела сносит токсичную ржавчину опостылевших житейских проблем. Видимо, потому в этом плавильном котле всем, собственно, начхать, какой у тебя статус, место под солнцем и что значит твой джип по сравнению с моим «Матизом». Острые грани стираются. Сегодня праздник. Один на всех.
Ночные страхи
Ближе к полуночи, покинув лагерь и обогнув с километр озеро, я поставил палатку у сухонького деревца. До воды с камышовой стеной было где-то метров тридцать. Пройдя по лунной дорожке, точнее, проволочив себя сквозь заиленное дно и водоросли до уреза чистой воды, поставил с дюжину утиных чучел.
Сказать, что реальные утки на эти веселенькие резиновые изделия падают, как мухи на мед, было бы излишне. Птица не глупа: инстинкт самосохранения, приобретенный в родительских водоемах, наверняка прочно застрял в генетической памяти этих особей. Посмотрите, как эта живность реагирует на коров и лошадей, бесцеремонно ломящихся в их водную среду – да практически ноль внимания. А теперь попробуй с ружьем во весь рост пройти в трехстах метрах от берега. Один только силуэт – и все, птица уходит.
Но, чем бы дитя не тешилось, и надежда умирает последней: чучела расставлены, заползаю в палатку. Веки опадают тяжелыми ставнями. Вот оно счастье – провалиться в сон, не чуя под собой земли.
Однако не долго бубенцы молчали: снаружи кто-то топтался и тяжело дышал... Мое сердце биться перестало. Представьте: вы спите в своей домашней кровати. Дверь на замке. И вдруг, боясь открыть глаза, вы уже знаете, что у изголовья над вами стоит некто волосатый и с копытами. Хотя это просто лошадь. Вам страшно?
– Эй, командир, а ты чего здесь?
Это не лошадь спрашивает, это пастух, который еще в светлое время суток заезжал к нам в лагерь. Пастух и ночью пасет лошадей. Увидел палатку, поинтересовался. И никакой мистики, черт бы ее побрал!..
Утренние радости
Лето изрядно попило водицы из водоемов, насухо обнажив берега до пяти метров от прежней метки. А некоторые заводи просто умерли, обнажив потрескавшуюся серую кожу намертво обезвоженной земли. Дичи заметно стало меньше. Запрет на весеннюю охоту, четыре года мурыживший охотничьи сообщества своей декоративной заботой о птичьем племени, был, по сути, бумажным змеем.
Никто ученых замеров птицы на наших озерах не вел, а как пришло лето с аномальной температурой, так оно и показало, кто в природе главный. На этом фоне позитивным примером выглядит тот факт, что путевки для охотников наше облохотобщество стало выдавать с хорошим внутренним заделом. Я о количестве дозволенной к добыче птицы. Двухдневная путевка – десять уток. Ищи, добывай, езди по просторам.
Идеальное утро – это когда сторожишь дичь где-нибудь на сухом озерном перешейке. В шесть еще темно. Но птица уже разминается – в сумерках она со свистом проносится у тебя над головой. Чуть посветлело – все, будь готов крутиться волчком... Стоя почти по грудь в воде, это сделать труднее. Но это твой выбор. Ты сам себе и солдат, и маршал. В микроскопическую трещину резинового комбинезона холодным ножичком по телу сочится вода. Чучела в заливчике тупо клюют носами по волнам. Их живые собратья летят и летят.
Мимо и мимо...
