«Мы не замораживаем ситуацию»

Создание Концепции антикоррупционной политики государства на ближайшие пять лет было озвучено в Послании Президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева 1 сентября 2021 года. Началась реализация этой задачи. Все казахстанцы имеют возможность ознакомиться с проектом Концепции. А депутаты Мажилиса уже обсуждают изменения и дополнения в Закон РК «О противодействии коррупции».

Что в этих документах главное? Как меняется законодательство в антикоррупционной сфере? Об этом мы говорим с доктором юридических наук, экс-депутатом Парламента, одним из разработчиков первого закона по борьбе с коррупцией Сергеем ЖАЛЫБИНЫМ.

Статистика и рейтинги

– Сергей Михайлович, с момента принятия первого закона о борьбе с коррупцией прошло 23 года. Что мы главное сделали за это время?

– Мы первыми на территории СНГ приняли закон о борьбе с коррупцией. И не замораживаем ситуацию, а анализируем и постоянно меняем законодательство. И это сказывается положительно. Что замечают и на международном уровне. От имиджа государства, в том числе в сфере борьбы с коррупцией, зависит и привлечение в страну иностранных инвесторов.

– Существует индекс восприятия коррупции, на который ориентируются на международном уровне. Сегодня мы находимся на 94 месте среди 180 стран. За два последних года поднялись вверх на 30 позиций. Поставлена задача к 2030 году подняться на 55 ступеней. Как к этим рейтингам относиться?

– Я отношусь критически. В стране есть официальная статистика. Она говорит, что самые коррумпированные сферы – образование, медицина и земельные отношения. Хочу сказать о первых двух. Как коррупцию здесь часто расценивают подарки учителям, врачам. Но коробка конфет, которую заставляют сдавать как незаконный подарок, разве это коррупция? Это человеческая благодарность. Да, в сфере образования и медицины есть хищения, но они есть и в других отраслях.
 
– То есть вы считаете, что это необъективно?

– К сожалению, у нас нет официально отработанной и внедренной методики распознавания и подсчета проявлений коррупции. К примеру, в прошлом году выявили 100 фактов, а в этом году – 150. Что это: объективный рост или лучше сработали уполномоченные органы? То же самое – индекс восприятия коррупции, который составляет Transparency International. Они часто ориентируются на то, где, кто и что сказал. Я уже как-то приводил такой пример. На крупной международной конференции выступал представитель СНГ, который говорил: в борьбе с коррупцией надо брать пример с Грузии. А потом выступил то ли голландец, то ли швед. И сказал, что проехал все страны СНГ и таких поборов, как в Грузии, не видел нигде.

Доходы и расходы

– Тем не менее факт остается фактом: коррупция в Казахстане есть. И мы принимаем новую Концепцию антикоррупционной политики.

– Ее задача – проведение организационных мероприятий, в первую очередь законодательных. Предполагается внести изменения сразу в несколько законов. Из них я бы выделил проект закона о внесении изменений и дополнений в закон о противодействии коррупции. Для меня лично очень важно, что, наконец, принято решение о сопоставлении расходов и доходов госслужащих. Это есть и в Концепции, и в проекте закона. А еще – в Конвенции ООН о противодействии коррупции, которую Казахстан ратифицировал. В текущем году госслужащие, лица, приравненные к ним, а также их супруги предоставили свои входные декларации, в которых зафиксировали свои активы. А с 2022 года будут сопоставлять расходы и доходы этих людей.

Я давно предлагал руководствоваться этой Конвенцией ООН. И, наконец, это произошло. По норме, которая содержится в этом международном документе, если расходы превышают доходы, то полученное незаконным путем изымается. У нас пока решение половинчатое. Если чиновник попался, его будут наказывать в административном порядке и уволят. Причем уволят с госслужбы на неопределенный срок, а не пожизненно, как сейчас предусмотрено Уголовным кодексом РК по коррупционным делам. Закладывается в закон и погрешность: при сопоставлении доходов и расходов разница должна составлять свыше тысячи месячных расчетных показателей. Тогда это – нарушение.

– Как вы считаете, Сергей Михайлович, есть ли подводные камни при всеобщем декларировании активов госслужащих? Могут они что-то не договорить?

– Способ только один – если зарегистрировать имущество на другого человека, родственника, например. У нас, кстати, пока нет фискальных служб, которые будут разыскивать имущество, де-факто принадлежащее нарушителю. Есть зарубежный опыт. Там в основном борются за оплату налогов на такое имущество. Я, кстати, проходил декларирование еще двадцать лет назад. Должен был задекларировать не только квартиру, счет в банке, но и наличные деньги, если они были. Если указал, к примеру, что у тебя есть пять тысяч долларов, а потом купил машину за десять тысяч, то могли спросить жестко. Я очень четко осознал тогда, что проверять данные в декларации будут. Когда баллотировался в депутаты Парламента первый раз, я не указал счет в сберкассе в 500 рублей. На самом деле они сгорели, потому что это были советские рубли, и я о них давно забыл. Но мне это поставили в упрек. Оправдался только тем, что уже нет той страны, при которой был сделан вклад. Но урок я получил.

Преступление и наказание

– В новой Концепции антикоррупционной политики много внимания уделяется роли общества и общественности. Меняется система поощрения тех, кто сообщит о фактах коррупции.

– Думаю, это правильный подход. Правда, еще с 30-х годов прошлого века в нашем сознании информирование ассоциируется с доносительством. Но возьмем Германию. Там это норма. Человек информирует о нарушении и тем самым способствует установлению правопорядка. И мы должны прийти к такому понимаю роли каждого человека. Но сообщать надо, конечно, только о фактах. Если человеку, сообщившему важную информацию, что-то угрожает, ему предоставляется госзащита. Норма защиты свидетелей существует и сегодня. Но теперь в Уголовно-процессуальном кодексе РК сделают отдельный акцент по коррупционным делам. Это главные моменты. Кроме того, я всегда приветствовал ужесточение наказания по таким делам. Оно также предусмотрено.

– В Концепции антикоррупционной политики есть еще один интересный момент. Если только ты предложил взятку, то это уже будет коррупционным правонарушением. Сделан акцент и на том, что общество плохо относится к такому виду наказания коррупционера, как штраф. Хотя эта норма действует. Как вы, Сергей Михайлович, к этому относитесь?

– На мой взгляд, штраф – по сути, поощрение преступника. Берет взятки, чтобы потом этими деньгами откупиться и остаться на свободе? В чем тогда наказание? Одно из моих предложений при изучении Концепции, которое я направил в Совет по правовой политике при центральном аппарате партии «Нур Отан», штраф, как самостоятельный вид наказания, исключить.

– Но есть и другая позиция: зачем нам кормить взяточника 10 лет, если можно за его счет пополнить бюджет? Ведь на госслужбу ему все равно пожизненно ход закрыт.

– Так я и не говорю, что надо исключить штраф. Надо наказывать лишением свободы на такой-то срок и штрафом в таком-то размере. Это международная правовая практика. Это же вытекает и из Конвенции ООН, где говорится: бремя доказывания невиновности должно лежать на том, кто попался. По другим уголовным делам действует презумпция невиновности, по коррупционным – презумпция виновности. У нас пока этого нет. Как я понял, этот принцип будут внедрять постепенно.

Еще, я считаю, на госслужбе не оправдывает себя принцип ротации кадров. Временщик может набивать карманы больше, чем человек, который основался на должности надолго. Много лет костанайским областным судом руководил Алексей Григорьевич Кобцев. И в коррупции не погряз. Еще одно предложение касается нормы о запрете работы по совместительству госслужащих, судей. Разрешено совмещать основную деятельность с преподавательской. Слишком много здесь коррупционных рисков. Заниматься научной работой, защищать докторские диссертации – это, пожалуйста. Я думаю, к этому и еще многому другому мы обязательно придем.