Профессор, декан факультета естествознания и информатизации Аркалыкского государственного пединститута Абилхан Умбетов в прошлом году получил высшую награду Российской академии естествознания – золотую медаль Нобеля. Наградили его за работу тридцатилетней давности. Почему сейчас?
Оказывается, тридцать лет назад ученый дал подписку о неразглашении содержания работы над приборами, который он создал в соавторстве с ленинградскими учеными. Четыре патента из советской эпохи. И даже в них нет содержания работы. Лист с техническими характеристиками желтеет запланированной пустотой.
Почему так произошло, и почему человек, чьи работы в области ядерной физики неоднократно отмечались высокими наградами, живет и трудится в Аркалыке? Об этом и многом другом мы беседуем с Абилханом Умбетовым. Ему 61 год. Лауреат премии «Казына», отличник образования РК, академик Академии естествознания. В Йоркском университете ему присвоили степень международного доктора философии (Ph.Д) по физико-математическим наукам. Умен, оптимистичен, деятелен. Вырастил пятерых детей – отличники, стипендиаты «Болашак». Объездил весь мир – был в Европе, США. Стопка его научных трудов едва умещается в объектив…
– Почему ваши работы были засекречены? Космос? Военные технологии?
– И да, и нет. Поле моей деятельности – ядерная физика. Все эти годы работал над теорией тела и лазерных измерительных устройств. Начинал работу как раз в Ленинградском физико-техническом институте имени Ленина.
Я с коллегами работал над оптическими системами, свойствами лазерного излучения. Отражение лазера, интерференционная картина давала возможность распознавать различные объекты, их местоположение, смещение. На этом принципе построены наши изобретения – поляризационный интерферометр для определения угловых и линейных перемещений с большой точностью и акустооптическое гетеродивное устройство. Их практическое применение было различным – от спектрального анализа до возможности развить их в космические технологии, использовать в сфере вооружения для создания лазерной пушки. До внедрения последней технологии, правда, дело не дошло, но рассматривали всерьез. Поэтому тридцать лет назад мы дали подписку о неразглашении.
Сегодня судьбу наших теоретических работ, а потом и созданных экспериментальных приборов сложно проследить. Одну из технологий мы разрабатывали в Болгарии для изучения космоса. О судьбе остальных не удалось ничего узнать. А экспериментальные модели до сих пор там, в институте. Конечно, если бы раньше заняться, может, и получилось бы что-то, но... Я же давал слово. Союз распался, можно было и раньше опубликовать результаты. Да нечестно как-то. Недостойно. Но мои труды тем не менее оценили в Российской академии естествознания, это было приятно.
– А почему ваш выбор пал на ядерную физику? Не обидно, что сегодня это, кажется, уже неактуально?
– Почему неактуально? Ядерная физика никогда не уступала позиций. Особенно теперь, когда все чаще говорят о том, что запасы нефти, газа ограничены, что рано или поздно человечеству придется задуматься о возобновляемых источниках энергии. А синтез ядер как раз дает эту энергию. И та страна, которая первая научится делать термоядерную реакцию управляемой, окажется на коне.
Я рос в то время, когда мы просто бредили атомной энергетикой, управляемой термоядерной реакцией. Ученые в советское время достигли больших результатов, но так и не смогли решить задачу до конца. Я заинтересовался еще в школе, много читал о синтезе ядер. И решил стать физиком. Сразу поступил после школы на физический факультет КазГУ. После завершения был распределен в Аркалык. И тридцать девятый год работаю здесь...
– На родине?
– Нет, я из Южно-Казахстанской области. Небольшой аул. Восемь лет отучился дома, девятый и десятый заканчивал в Шымкенте. И вот там понял, что в любом деле большую роль играет наставник. Мой школьный учитель математики не просто преподавал предмет, он давал неповторимое ощущение азарта, вынуждал соревноваться: кто быстрее решит, кто больше, кто правильнее... Считаю, что те качества, которые помогли мне стать ученым, заложил именно этот человек. А еще благодарен Советскому Союзу. У меня простые родители, рабочие. Они не смогли бы меня выучить самостоятельно. Меня учила страна. Поэтому я не склонен отрицать ценности существования СССР, как теперь модно. Наоборот.
– Вам не хотелось уйти в большую науку? Ведь здесь только педагогическая работа, ни оборудования, ни экспериментальной базы, ни возможности обмениваться идеями с коллегами...
– В Ленинграде я в общей сложности проработал несколько лет. Сначала мне предлагали остаться там, обещали даже жилье. Но родители…. Люди они были уже пожилые – не оставить и не забрать с собой. Я не мог уехать. Потом получилось так, что приглашение оставалось в силе, но с жильем не выходило... Но я не жалею. Мне интересно преподавать. Я не собираюсь останавливаться. Благодарен судьбе за то, что имею возможность воспитывать молодое поколение, влюблять в физику учеников. Здесь в Аркалыке очень много моих выпускников – директора школ, чиновники. Разлетелись ученики и по области, многие из них живут и работают в крупных городах Казахстана.
– Сегодня говорят, что подрастающее поколение не обладает жаждой знаний, привыкли «есть» готовое. Так ли это?
– В развитии науки можно выделить две крайности. С одной стороны, двигают ее вперед ученые-одиночки, которые живут только своей научной работой, невзирая на материальные и иные проблемы. Другая крайность – государственная необходимость. Нужно решить проблемы производства и сельского хозяйства? Государство выделяет на это деньги.
Но сегодня как-то получается, что молодые люди не в курсе ни первой, ни второй крайности. Молодым людям нужны машина, коттедж, отдых за границей. Поэтому они уходят туда, где можно больше зарабатывать, где меньше напряжения. Нет, молодежь не стала скучной. Просто усваивает тот образ жизни, который рекламируют по телевизору. Кто сегодня показывает работу и труд ученого? Как он в лаборатории корпит, как делает открытие? Никто не рекламирует, сериалы не показывают про это. Создается ощущение, что ученых нет. И государство мало на это внимания обращает.
– Такое ощущение, что сегодня наука работает исключительно на потребительские цели, а вот движение к звездам, покорение природы – эта сторона как будто забыта. Почему так?
– Это капитализм. Рынок. Наука должна давать практические ценности. Если она ничего не даст, ей не дадут денег. Развитие науки всегда шло в двух направлениях – фундаментальное, глубоко теоретическое, и практическое. В фундаментальной невозможно получить выгоду мгновенно, ее сложно внедрять в производство. К примеру, теорию относительности никак не применить практически. Пока не применить. Но наука должна развиваться. Человеческое сознание должно быть в процессе познания. И для этого практическая сторона должна помогать теоретической.
В советское время это умели сочетать. При заводе всегда существовал НИИ, теоретические изобретения внедрялись в практику. Сейсмические отрасли, теплопроизводство, транспорт... Все это на основе науки развивалось.
Но в рыночной экономике на такое равновесие мало обращают внимание. Министерство дает гранты на прикладную науку. И это большие деньги. На теоретическую средства почти не выделяются. Поэтому наша Академия наук практически не работает.
Раньше были ядерный институт, институт высокой энергии в Алматы, по химии, по биологии, это были институты, значимые в мировом масштабе. А сейчас на них обращают мало внимания. И поэтому фундаментальная наука перестала развиваться. А прикладная... Сейчас мы живем в режиме глобализации. Поэтому наше производство используют для развития своей техники другие страны. Наши ученые не успевают за ними. Но я думаю, нужно время. В конечном счете и у нас будут нормальные результаты.
– Вы с оптимизмом смотрите в будущее?
– Конечно. Без развития науки общество не будет развиваться. Сейчас мы так или иначе развиваем технику. Создаем общие предприятия в автомобилестроении. Обмен идет идеями. В конечном итоге все эти идеи станут развивать уже наши ученые. И для нас еще хорошо, что Россия является соседом. В советское время нас учили российские ученые. В России самые умные люди, самые думающие. Советская российская наука в мире занимает первое место. Ядерная техника, нанотехнологии. Несмотря на экономически трудное положение – ученые у них сейчас тоже плохо живут – их наука все равно развивается. Думаю, что наше нынешнее сотрудничество даст толчок в развитии, и благодаря этому Казахстан сможет вновь занять достойное место. Тем более теперь, когда Евразийский союз дает новое направление в экономическом развитии. И наука, и образование тоже будут перспективны...
Сейчас в институте у нас проходит специализация. Приезжают профессора из России. Работаем вместе. Испытываю огромное удовольствие от общения с коллегами. Но мне грустно видеть, что происходит на нашем научном поле. В ученые идут чиновники, депутаты. Идей новых нет, друг у друга переписывают. Раньше, чтобы защититься, нужно было гигантский труд проделать...
– И все же вы оптимист?!
– Капитализм – это не окончательный этап развития общества. Это борьба. В капитализме нет истинного друга, есть соревнование. А для нормального развития нужно сотрудничество. Все нынешние напряжения – это временно. Придет время человеческой общественной формации, где власть будет ближе к народу. И не будет таких ситуаций, как на Украине. Все это пройдет. Придут молодые, более развитые. Более глубоко думающие, мыслящие на мировом уровне молодые люди. И они найдут ответ.
Наука подразумевает объективность, поиски истины. А истина в том, что должно быть гармоничное общество. Избавленное от разрушительных войн. Но наше общество пока как эгоистичный подросток – думает о себе, не думает о других. Но оно растет, а значит, взрослеет…
