Востребована ли новая детская литература? Пока одни полемизируют на эту тему, костанайская поэтесса и прозаик Александра СУСЛОВА пишет для девчонок и мальчишек. И они читают! В этом году были изданы сразу две новые книги.
Новое
– Александра Ильинична, о чем вы сегодня пишите детям?
– «Я в этом мире новенький» – это стихотворения о семье, дружбе, школе, человеческих, национальных отношениях. О любви к Отечеству. Книга богато иллюстрирована Ниной Олексюк. Ниночка – ученица педколледжа, сейчас профессиональный иллюстратор, сотрудничает с авторами разных стран. Деньги на издание в том числе достались за победу в республиканском конкурсе еще одной книги – повести «Два Даньки, Буран и скрипка». Я была очень счастливой, когда узнала о победе.
– В продаже ваши книги есть?
– Да, магазин «Атамура». Также издания разошлись по библиотекам.
Личное
– А какая книга знаковая для вас как для читателя?
– Таких очень много. Могу сказать лишь о тех, которые произвели на меня впечатление не так давно. Автор Шмитт и произведение «Оскар и Розовая дама». О мальчике, которому остается немного времени для жизни. У него обнаружена онкология. Также Абрахам Вергезе и его «Рассечение Стоуна» впечатлил. Он сам врач, со знанием дела рассказывает о разделении сиамских близнецов. Это лишь штрих, пусть и главный – там очень и очень много всего. Перечитываю классику: Чехова, Лескова, Островского. В каждом новом возрасте открываю для себя нового Чехова.
– Вы пишете и для взрослых. О том, что вас трогает. Что сейчас вас трогает?
– Знаете, хочу утром проснуться, и чтобы было такое сообщение, в котором было бы сказано, что на Земле установился мир, ни один снаряд не упал на эту землю, все дети эту ночь проспали спокойно. Постоянно об этом думаю. Поэтому и стихи пишу такие: «Живет война – от слова «вой» – смертельный крик. / Протяжный стон, ревущий бой, звериный рык, / Зовущий хрип, прощальный мат и скрип зубов, / И чей-то всхлип, и автомат, и стук гробов...».
– Вы, как учитель философии, культуры и религиоведения, понимаете, что не может быть такого сообщения...
– Понимаю, конечно. За всю историю человечества какието два столетия человек жил в мире...
«Я кошке хвостик прищемил»
– Дети – главные адресаты ваших произведений. Интересно, ребенок изначально рождается с заложенными отрицательными качествами характера? Или главное, как его воспитают?
– Ребенок приходит в мир, конечно, с каким-то генетическим запасом. Но педагоги и XIX века, и более ранних эпох считали, что душа ребенка – чистая доска. Поэтому важно, в какую ситуацию он попадает, в какие руки, насколько родители его готовы к воспитанию. За сорок лет педагогической деятельности поняла, что можно иметь самое высшее образование, но если не хватает воспитания, ты из себя ничего представлять не будешь.
Кому я адресую свои стихи? Первая моя книга «Давай дружить» была направлена на самых маленьких. Стишки-потешки. Внучок мне позвонил и попросил написать стихотворение. Всего четыре строчки, про кошку. И я написала: «Я кошке хвостик прищемил. / Ее я гладил и кормил. / Потом ревел, уснул от слез. / Она меня лизнула в нос...».
А внучок заплакал. Он прочувствовал. И вот после того, как он заплакал, мне захотелось писать стихи для детей. Появилась одна книжка, потом вторая, третья, пятая. Первые строки моей новой книги посвящены семье. Те процессы, которые в семьях сейчас происходят, это жутко. Семья вообще меняется. Форма, содержание. Мне хочется, чтобы этот мир не сказывался на детях. Открывают книгу такие строки: «Нельзя, чтобы в дом залетела обида. / Обида бывает различного вида. / Недоброе слово, суровость, обман пустяковый, / и жадность, и глупость. / Обида кусает, шипит и грозит. / Но в доброй семье места нет для обид».
Мне кажется, это стихотворение для выпускника детсада, ученика начальной школы. И вдруг присылают маленький ролик с дочкой Нины Олексюк. Ей всего три. Нина говорит, что девочке нравится это стихотворение и она так выразительно его читает. Я удивилась и обрадовалась...
Сердце тарахтело
– 9 мая мы увидели вас в неожиданном образе – вы читали стихи в автобусе. Ролик стал популярен в Сети.
– Ой (смеется). Вы знаете, было настроение такое. Я вышла из дома, чтобы поехать в парк Победы, чтобы с цветочками поклониться. И как-то тихо, не гремела музыка в моем девятом микрорайоне. Шла я до автобусной остановки. У меня папка воевал, ему двадцать один год был, когда призвали. Маме было восемнадцать, работала в военном госпитале санитаркой. Кровавые бинты стирала, похоронки разносила. И както больно мне стало, что тихо. Так хотелось людей поздравить, напомнить о дате. Зашла в автобус – так волновалась, вы не представляете. Ноги дрожали. Думаю, пойду спрошу разрешения сначала у водителя. Он любезно мне сказал: «Да пожалуйста».
Я поздравила людей с праздником. Они удивленно посмотрели друг на друга, на меня. Попросила разрешения почитать стихи, сказали: «Пожалуйста, почитайте». Пока ехала до своей остановки, люди выходили и заходили. Если кто-то шумел, им говорили: «Тихо!». И я продолжала читать. А те, кто выходил, старались ко мне прикоснуться, и некоторые на ухо говорили: «Спасибо большое, спасибо»! Я была такая счастли-и-ивая. У меня сердце тарахтело, чуть не выскочило из груди...
Над пропастью
– Вам, наверное, знаком роман «Над пропастью во ржи»?
– Да, конечно, Сэлинджер. Метания его юного героя были мне понятны. Но тогда и я была юной. Не знаю, какое впечатление он бы произвел на меня через пять или десять лет.
– Как вы помните, главная сцена там – объяснения Холдена Колфилда со своей сестренкой. Она упрекала его в том, что все ему вокруг не нравится и ни к чему душа не лежит. «Чем же ты хотел бы заниматься?». Он отвечает, что хотел бы стоять над пропастью ржаного поля, по которому бегут дети. Рожь высокая, выше детей, они не видят, куда бегут. А он бы стоял над пропастью и ловил их. Вот вы, кажется, такой Холден Колфилд.
– Это великолепный образ, великолепный. Когда я писала повесть «Два Даньки, Буран и скрипка», то произошел драматический эпизод. Здесь наложилась и прочитанная «Розовая дама».
Я пришла в паллиативное отделение, в онкологии. Там тетушка мужа лежала, я ее проведывала. Разговариваю и не обращаю внимания, что справа на кровати тоже кто-то лежит. Неудобно смотреть. И вдруг слышу тоненький голосок: «Александра Ильинична, вы меня не узнаете?». Поворачиваю голову – прозрачное создание. Худюсенькая. Смотрю и понимаю, что эта девочка училась у нас в педколледже. «Леночка?» – «Да»... И так она обрадовалась. А я совершила глупость... Ну просто от неожиданности. Я спросила: «Леночка, а что вы-то здесь?». Ну вот такой идиотский вопрос. Потом переживала изза этого. Она на меня посмотрела с недоумением и сказала: «А я уже всё. Всё». У меня оборвалось сердце: «Можно ли вас подержать за руку?». Она сказала: «Можно». Я ее обняла, подержала за руку. И у меня не было просто сил, я вышла.
Через день прихожу к тетушке – эта кровать пустая. Я не стала даже спрашивать. И вот я несу в себе это и включила в повесть...
– Да... Александра Ильинична, очень интересно с вами разговаривать. Но бумажная страница имеет границы.
– Конечно. Передавайте привет Людмиле Фефеловой. Когда-то она писала обо мне и включила одно из первых моих стихотворений: «Я не приемлю одиночества, но тороплюсь в уединение, / Как в храм нескромного пророчества, / Как в сад безумного сомнения. / И утомительное творчество на легких крыльях вдохновения, / Где превращение одиночества в счастливый миг уединения».
– Это стихотворение интроверта...
– По сути, да. Многим кажется, что я спешу со всеми дружить и общаться. Но экстравертом я себя назвать не могу. Это нормальное состояние нормального человека. Лучшее общение – с хорошей книгой.
