Сегодня в Костанайском русском драмтеатре моноспектакль «Наедине с Пушкиным». Настоящий театрал и верный зритель такое событие пропустить не может.
Фото автора
На сцене – Сергей МАТВЕЕВ. Мастер, гость из столицы, народный и заслуженный, уважаемый педагог и профессор. Актер драмтеатра и солист театра оперы. Городничий и Кречинский, король Клавдий и Фауст, Онегин и граф Альмавива. А также собеседник «КН».
Сергей МАТВЕЕВ – ведущий артист и режиссер Государственного академического русского театра драмы им. Горького (г. Астана), профессор Казахского национального университета искусств.
Родился 20 августа 1950 года в селе Лепсинск Алма-Атинской области. В 1979-м окончил лучший театральный вуз Советского Союза – ГИТИС. Был приглашен в Государственный академический русский театр драмы города Фрунзе (Киргизия), где проработал 23 года. В 2002 году пригласили в Астану. Многократный лауреат международных театральных фестивалей. Вокальные данные дают возможность реализовать с ебя и в музыкальном искусстве – ведущие партии в театре оперы и балета Астаны.
Знак качества
– Сергей Федорович, вопрос вам, как опытному практику и теоретику театра: кто шел в актеры во времена, когда вы учились в ГИТИСе, и кто выбирает эту профессию сегодня?– Да, полвека назад я был студентом, а сегодня уже в приемной комиссии. Ощущения очень сильно отличаются. Мы, студенты 70-х, приходили в вуз учиться во всех смыслах. У нас преподавал Георгий Ансимов, главный режиссер Большого театра. Мы находились в институте до последней электрички в метро – настолько плотный учебный график. Ни одного свободного вечера. А если и был – бегом на спектакли в театры. Там тоже учились. У мастеров.
Было ощущение, что все 24 часа мы думали о театре. Внимали каждому слову педагогов – как мизансцену выстроить, какие задачи актеру ставят, как это превращается во что-то конкретное.
А сегодня студенты постоянно смотрят на часы: торопятся. Кто-то зарабатывает на жизнь, кто-то – «случайный пассажир». Последние зачастую становятся чиновниками в сфере культуры, руководят артистами. Так и есть. Я и киношникам преподавал мастерство, и артистам балета. Все неудачники поднимаются по карьерной лестнице. Смотришь, через год после выпуска, а он замначальника департамента, еще через пару выходит на сцену тебя поздравлять от министерства...
– В советские годы студентов, которые снимались в кино, запросто могли отчислить.
– Да, был непререкаемый закон: «Мосфильм», «Ленфильм» – соблазн сниматься огромен, а мы, студенты, уже были в картотеке этих кинокомпаний, но до третьего курса сниматься нельзя. Начальные курсы были важны, чтобы заложить базис профессии. А киносъемки могли запросто сбить нацеленность на познание. Быстрые деньги, слава и... бац, а о тебе потом никто не вспомнит, не успел выучиться. Школа Товстоногова, Гончарова, Любимова – это знак качества.
Работать там, где нужен
– Хотите сказать, что сейчас студенты театральных вузов легкомысленнее? Мол, и так все знаем/умеем: смотрели сотни фильмов.
– Меня часто спрашивают, в том числе и именитые режиссеры: как вы оказались в этой «дыре»? Имея в виду и Бишкек, и Астану. Полагая, что я должен был остаться после ГИТИСа в Москве. Когда мы заканчивали вуз, не было ощущения, что нужно обязательно остаться в столице. Тогда было нормальным: страна большая, буду работать там, где нужен. Нас, выпускников московского института, распределяли в Казани. Это была в своем роде ярмарка вакансий для актеров и режиссеров.
Молодые режиссеры- экспериментаторы в театрах сейчас не делают ставки на нас, мамонтов. Когда смотрю на решения современной режиссуры в Гоголе, Чехове, Островском, вижу, что от авторов мало что остается. Сплошь эксперимент.
С женой мы окончили один курс. И воспринимали все так: господь Бог вложил в нас что- то и сказал «надо», вы нужны там-то, и мы поехали. Эта мысль и смиряет, и успокаивает, и оправдывает.
На последнем курсе педагог по вокалу, солист Большого театра Петр Селиванов (он обучал баритонов, в том числе Лещенко и Винокура), говорил нам: «Чтобы вашего духу здесь не было. Поезжайте на периферию, работайте. А в Москве будете просителями, чтобы вас устроили, будете сидеть в труппах и ничего не делать, кушать подавать или вторые партии петь. Я закончил Московскую консерваторию, уехал в Горький, напел весь мировой репертуар, и только потом приехал в Москву «на белом коне»! Так что возвращайтесь только на коне, не нужно на осле стучаться в закрытые двери».
Вот говорю с вами и понимаю, что нужно писать книгу – в одном интервью много не расскажешь...
– Театр, даже с точки зрения избалованного зрителя, меняется. И, увы, не в лучшую сторону. А на ваш взгляд, изнутри.
– Затрону тему, которая может ранить моих коллег. А именно руководителей театров, от которых напрямую зависит состояние труппы.
– Вы говорите о директорах или худруках?
– О вторых, творческих. Примеры – Покровский, Гончаров и снова Товстоногов. Они были не просто руководители, а педагоги. Создавали свою труппу. Тот же Пази, с которым мне повезло работать в Бишкеке, потом он стал худруком легендарного Ленсовета. Он следил за творчеством каждого артиста, видел, какую роль дать для роста. А в итоге высокопрофессиональная команда. Я ему очень благодарен. Он не позволял мне повторяться: это самая большая ошибка актера – пользоваться одной и той же краской.
Созидать, а не разрушать
– Хорошие худруки заботились о каждом, как главные тренеры футбольной команды, – когда кого больше напрячь на разминке, кому дать тайм-аут. Вот и Пази: родом из Норильска, набил руку в Бишкеке, а возглавил чуть ли не лучший театр СССР, как говорится, въехал на том самом «белом коне».Сейчас, говоря о молодых режиссерах, могу употребить такое слово, как «творят». Чувствует, что востребован, и делает вывод: мол, зачем взваливать груз одного театра, проще – позвонили, пригласили, сделал спектакль и адью, в другой театр. И нервов не потратил, и все полюбили.
В итоге руководят те, кто не востребован, значит, держит труппу на одном уровне, не растет, а то и вовсе опускает ниже. Вот в чем разница – тогда и сейчас.
– Значит ли, что сегодня актеры могут полагаться только на себя?
– Молодые режиссеры-экспериментаторы в театрах сейчас не делают ставки на нас, мамонтов. Когда смотрю на решения современной режиссуры в Гоголе, Чехове, Островском, вижу, что от авторов мало что остается. Сплошь эксперимент. И для таких постановок мы не нужны, нам нужно еще объяснить – почему так, а не иначе. А молодые согласны на все – встань здесь, иди сюда, а потом сделай кульбит и за кулисы. Вот молодые и пашут, как ломовые лошади, не успевая отличить один образ от другого. Глубина решения роли пропадает.
– Зритель сегодня готов к этой глубине? Или ему подавай Гамлета, который будет читать монолог «Быть или не быть» прыгая на батуте голышом?
– Все-таки надеюсь, что зритель хочет глубины. На фестивалях часто вижу театры из глубинки, которые потрясают своим глубоким погружением в классику – «На дне», «Дядя Ваня». Они создают атмосферу правды, а это сейчас не так просто. Натурализм во всем – начиная от реквизита и заканчивая бережным отношением к тексту. Считаю, любой эксперимент должен созидать, а не разрушать.
– В своем моноспектакле «Наедине с Пушкиным» вы и актер, и режиссер. Кто с кем чаще спорил?
– Это не впервые. Уже двадцать спектаклей поставил как режиссер. У нас, актеров, профессия очень зависимая: можем годами просидеть и не получить роль, о которой мечтаем. Мне повезло играть десятки интереснейших образов. Но было желание сыграть что-то свое. Вот и стал режиссером. Пушкин – особо любимый материал. Мне судьба подарила полгода, чтобы целиком погрузиться в эту работу. И вот родился этот спектакль – продумал каждую фразу, каждую мизансцену, музыку. В итоге получилось откровение – свой Пушкин, свое прочтение. Костанайские зрители, надеюсь, это оценят.
