Женис ИСМАКОВ третий год пытается привлечь к ответственности медиков, которые поставили неправильный диагноз дочери.
Кто бы мог подумать
У Жениса Шарифовича пять дочерей. Десятилетняя Әдемі больна, у нее нейрофиброматоз. Это заболевание, которое сопровождается образованием доброкачественных опухолей на коже и в мягких тканях. Ни в Казахстане, ни за рубежом высокоэффективного лечения предложить не могут. Терапия симптоматическая.
Әдемі родилась с небольшим покраснением на правом верхнем углу века. На самочувствии это не сказывалось, поэтому ни родители, ни медики внимания не заостряли. Девочка росла, а покраснение не проходило. Тревогу родители забили, когда дочери было два с половиной года. Ребенок начал прищуриваться, записались на прием к окулисту. Он в сентябре 2015 года поставил диагноз «халязион верхнего века правого глаза», назначил лечение, рассказывает Женис Шарифович. Чуть позже в областной офтальмологической больнице врачи переквалифицировали диагноз в «кисту наружного угла правого глаза, смешанный астигматизм».
– Врач сказала, что у ребенка ухудшение зрения, требуется операция. Но из-за возраста оперативное вмешательство лучше отложить, – рассказывает Женис Исмаков. – Операцию сделали в 2018 году. Она прошла тяжело, так как выяснилось, что киста больше и глубже по размеру, чем предполагалось. Улучшений не случилось. Наоборот, киста продолжила расти.
В поисках причины
Через год, увеличившись, образование стало закрывать глаз. В офтальмологической больнице предположили, что, вероятно, в прошлый раз вырезали не всю опухоль, и предложили операцию повторить. Но родители отказались. Обратились в столичный НИИ глазных болезней. Врачи поставили дочери диагноз «рубец конъюнктивальной кисты» и порекомендовали пройти лечение в КазНИИ Алматы. Но там врачи констатировали, что у ребенка нейрофиброматоз. Биопсия это подтвердила. При таком заболевании нет показаний к хирургическому лечению. Оно не лечится оперативным путем. То есть ребенка зря резали? И какова вероятность того, что не сделали своими действиями хуже?
В декабре 2019 года Исмаков обратился с жалобой в соответствующие инстанции. И проверка выявила факт некачественного оказания медпомощи. Эксперты установили: «на уровне офтальмологической больницы выявлены дефекты лечебно-диагностического характера. Перед проведением оперативного вмешательства ребенку не были проведены инструментальные и лабораторные диагностические обследования, осмотры узких специалистов. Оперативное лечение не было проведено на стационарном уровне в условиях медикаментозного сна, учитывая возраст ребенка. При проведении оперативного вмешательства не взят материал на гистологическое исследование».
В январе 2020-го Женис Исмаков обратился в полицию, чтобы привлечь к ответственности врачей больницы. Полицейские возбудили уголовное дело, организовали проведение нескольких экспертиз. Но установить прямую причинно-следственную связь между действиями медиков и ухудшением состояния ребенка не удалось. Эксперты связали этот факт с ростом детского организма и прогрессированием онкопроцесса. Уголовное дело было прекращено в связи с отсутствием состава уголовного правонарушения. Медработников привлекли к дисциплинарной ответственности.
Есть надежда
Әдемі – инвалид третьей группы. Каждые три месяца она проходит КТ, МРТ. Опухоль пока доброкачественная. Увеличивается и уже закрыла правый глаз на треть. Отец девочки рассказывает, что в России разработали экспериментальное лекарство против нейрофиброматоза первого типа. Но прежде надо подтвердить тип заболевания, сделав генетический анализ. Дорогой. Несколько сотен тысяч тенге. Помог фонд «Милосердие». В марте будут готовы результаты. Если подтвердится первый тип заболевания, забрезжит надежда на выздоровление.
В этом году отец Әдемі снова обратился в суд. Хочет добиться справедливости. Потому как считает, что врачи не сделали все возможное для пациента и не факт, что не ухудшили его здоровье.
– Әдемі часто меня спрашивает: «Папа, я выздоровею? Мой глаз станет нормальным?» – говорит Женис Исмаков. – А я не знаю, что ей ответить. И себя постоянно спрашиваю, все ли я, как отец, сделал, что мог?
