Здесь, на парапете балкона, любила сидеть кошка по имени Шура. Сейчас там стоит горшок с цветком.
Член семьи
Кошечка Шурочка – уменьшительно-ласкательно мы называли ее еще неделю назад, когда она жила среди нас. Жила как равноправный член семьи, как частичка нашей родины, как почти семь лет замечательных воспоминаний, связанных с нею. Погибла при невыясненных обстоятельствах – на совершенно безопасной улице, в зоне, ограничивающей скорость транспорта до 30 км. Шура любила гулять как настоящая кошка, сама по себе. Это ее погубило или другая причина – ничего не вернуть. Мы запомнили и дату, и время, когда прибежали дети с известием о том, что... Никого не хочу разжалобить. Мой рассказ не о шоке утраты. А о том, что дала нам Шура, чему научила, какой след оставила после себя.
Теперь я думаю, что мы глупо шутили по поводу судьбы кошки Шуры. Почти семь лет назад наш сын услышал писк котенка в холодном подъезде, в ноябре. Увидел крошечное существо, почему-то в древесных опилках и с запахом какого-то нефтепродукта. Принес молока, но котенок не пил – плакал. Существо – между жизнью и ее противоположностью – вошло в круг нашей семьи. Оказалось, что это кошечка, что глаза у нее ярко-голубые, отблеск сиамского корня. Сын сказал: кошки любят, когда в их имени есть шипящие звуки – отсюда имя Шура. Когда мы уезжали в Германию, взяли ее с собой, что и служило поводом для домашних шуток: не каждая кошка совершает такие перелеты. Но и это лишь маленькая доля того, что хочется донести до аудитории, преуменьшающей значение кошки ли, собаки ли – основных спутников человека в буднях наших и праздниках.
Мир другими глазами
Помнится, в Костанае мы вернулись домой после освящения пасхальных куличей и сели разговляться. И Шура села между нами – она поняла, что происходит что-то важное. Но тут друг за другом зазвонили наши мобильники, и она царапнула одного из хозяев и ушла. Нам стало стыдно. Так было не раз, когда Шура давала понять нашу неправоту. И это касалось не только текущего какого-то момента, но и того предшествующего времени, когда мы относились к кошкам и собакам как к второстепенным обитателям планеты, где все мы живем не в тесноте, но в вечных обидах. Шура положила конец нашему убогому мировоззрению. И даже трагическим своим уходом она как бы вступилась за себе подобных: любите, жалейте, берегите нас.
И вот теперь, когда ее нет, мы все поняли о жизни. О том, какая она краткая и беспощадно хрупкая. В тот вечер, когда все случилось, ничего не стоило найти Шуру на улице, принести домой, закрыть, защитить, уберечь и никогда-никогда не выпускать из дому. Но если даже мы успели бы так сделать, это была бы другая форма кошачьего небытия. Шура любила гулять, она могла долго сидеть на балконном парапете или на подоконнике и смотреть на мир. Что она там видела, что искала, можно было только догадываться.
В нашем скромном жилище и в его окрестностях все напоминает о Шуре. Похоронили ее под фруктовым деревом. С балкона это дерево видно. И цветок на парапете смотрит в ту же сторону. Цветок мы видим, Шуру – нет. Не знаем, надо ли и можно ли увековечить память о кошке. И чем? Цветами, словами? А может, этой пронзительной болью, с которой столкнулась душа. С болью, которую мы, вероятно, заслужили еще тогда, когда мало понимали, мало с чем считались, мало что ценили.
