Материал из тех, о которых рассказчик предупреждает: «Строго между нами. Не для печати...»
Так оно и было. Мой собеседник уже девятнадцать лет живет в Германии, у него другое имя и паспорт. Я не раскрываю его подлинное имя, но теперь считаю возможным поведать то, о чем он мне много лет назад рассказал с глазу на глаз.
Начало
Моя первая добыча – тяжелый, накачанный августовским жиром сурок. Их тогда в нашей Наурзумской округе было полно. С Украины специально приезжали люди и скупали бидонами сурчиный жир, которым, к слову, в нашем многонациональном ауле лечили и малых, и старых – простуду, суставы, туберкулез. Патроны от мелкокалиберной винтовки в магазине продавали чуть ли не россыпями, но винтовка – предмет для серьезных промысловиков. Все остальные, кто хотел поиметь копейку с сурчиной охоты, ставили капканы, силки.
Однажды я привязался к мужикам в поле, там залег в полусотне метров от сурчиной норы в какой-то травяной выемке. Мне было не больше двенадцати лет, и в силу своей худобы мог складываться перочинным ножом в любой расщелине.
Когда зверь, переливаясь на остывающем солнце меховым глянцем, отошел от норы на несколько метров, я буквально пружинным толчком вынырнул из убежища и что есть сил побежал наперерез животному.
Обычно таким образом взять дикое животное – пустая затея. Несмотря на свою внешнюю сытую вальяжность, сурок подвижен, как ртуть, а главное – у него зубы и когти. Я уже видел, как один из пьяных промысловиков пытался ухватить раненого сурка и что из этого вышло: рука от плеча до локтя буквально развалилась на две продольные части, обнажив на мгновение белую человеческую кость...
Завалившись на нору, я опередил сурка буквально на секунду. Как и следовало ожидать, он ринулся к запасному входу, который они обычно роют числом в несколько штук неподалеку от главного. Повторяю, я был сух, жилист и, наверное, очень хищен. Можно назвать это азартом, игрой, состязанием, но суть для жертвы не меняется – охотник всегда хищен. Поэтому я знал, куда бить ножом, тогда обычным сапожным, со скошенным лезвием, где вместо ручки – обмотка из синей изоленты...
Продолжение
Вскоре родители переехали в район с лесисто-овражным ландшафтом, где дичи, конечно, было побольше и разной. Свое первое ружье я купил только после армии. Но до того, как меня призвали в нее, охотиться не переставал. Мог найти и из полутораметровой толщи земли взять барсука, вынести с тетеревиного тока пару самцов, попавшихся в петли, а с помощью домашней утки и обрывка рыбацкой сети принести с весеннего озера крякового самца.
Мне легко было в любой относительно дикой местности. Наверное, как летчику в небе. Главное, сжиться с ним, постичь то, что невидимо простому наблюдателю. Поэтому я с живостью принял предложение, когда меня после школы пригласили в лесничество внештатным егерем. Среди бывалых охотников я не выглядел новичком.
Приехала какая-то полковничья шишка, и мы должны были организовать для нее кабанью охоту. Уважение к взрослым мне привили в семье, и, будучи, что называется, при делах, я не показывал своих эмоций. Принести, показать, помочь, объяснить – обычная егерская рутина. Как для официанта. Это работа...
С полковником был его сын. Парень моего возраста. Ему дали хорошее оружие. Нет, не полуавтомат МЦ-2112, обычный для наших тогдашних широт, и даже не какое-нибудь заморское и редкостное у нас «Бинелли», а настоящий автомат – боевой АКМ. Никто из присутствующих и бровью не повел. Я понял, что мы при этих гостях – просто челядь. Молчи и делай.
К заросшему тростником выше человеческого роста полувысохшему озерцу мы двигались в кузове старого грузовика. Ноябрьские сумерки сгущались быстро. Из ближайшего распадка внезапно вырвалось семейство косуль – двое погодков и самка. И так же внезапно у меня над головой раздался оглушительный треск автоматной очереди – с косулями было кончено быстрее, чем с патронами в рожке. Куски мяса и шерсти кровавыми ошметками облепили голые стволы берез.
Все радовались и поздравляли пацана с незапланированной охотничьей удачей.
Мои пути с законом тогда сильно разошлись.
Конец
Когда мне нужно было принести в семью мясо, я добывал одну-две косули или дикого подсвинка. Мне заказывали чучела диких птиц, зайцев, лис, волков, я выполнял эти заказы, имея авторитет безупречного таксидермиста.
Однажды ко мне приехали немногословные ребята на большом черном джипе (в 2000-х годах такой джип был меткой всякому, кто не догадывался о всесильности находящихся там пассажиров) и предложили организовать «сафари» – масштабный отстрел косуль. «Для общепита», – объяснили сквозь зубы. Я отказался. Потому что раз и навсегда зарекся участвовать в коллективных игрищах. Я – сам по себе. Что, конечно, не делало меня более правоверным, чем все остальные браконьеры.
Среди этой братии я был несравненно опытнее, умнее и менее жаден. В моем подворье всегда находился какой-то очередной бедолага: лебедь с подбитым крылом, косуленок, которого едва не загрызли лисы, другие мелкие подранки. Я лечил их и выпускал на волю. Двух осиротевших волчат у меня купили столичные зоопарковские люди.
Я сам был как волк. Только очень взрослый. Поэтому однажды я вдребезги разнес машину двух браконьеров, застав их за разделыванием беременной лосихи. В плане браконьерства я был не лучше этих уродов, но есть же незыблемый закон природы, который я соблюдал при всех охотничьих перипетиях: не навреди, не убивай беспомощного, не прерывай живые связи в этом круговороте природы.
А вскоре я не просто понял, а широко раскрытыми глазами увидел, как число отмороженных браконьеров плодится и растет год от года, причем через одного с корочками, с высокими должностями, со скоростными «Ямахами» и запугиванием егерей. Я понял, что мое время ушло. Обо мне говорили: «Дай ему в руки просто палку – и он вернется с добычей». Что было сущей правдой. И что перестало быть в действительности...
Ведущий рубрики Анатолий ЕРМОЛОВИЧ
