Когда мастеру перевоплощения нужно быть максимально честным? Что сегодня задевает душу зрителя? И задевает ли что-то вообще? Об этом мы поговорили с Владимиром ДРОЗДЕЦКИМ, директором и режиссером Темиртауского театра для детей и юношества, который недавно приезжал в Костанай на гастроли.
Профессию забывать нельзя
– Владимир Владимирович, у каждого театра есть директор, который занят административными вопросами, как и на чем заработать, и есть режиссер, которого заботит творческое наполнение храма Мельпомены. Вы – два в одном. А это возможно?
– Скажу так, я руководитель театра. У меня специальное образование, поэтому позволяю себе иногда и ставить новые спектакли. Профессию забывать ни в коем случае нельзя. Административная рутина иногда «затаскивает» настолько, что хочется чего-то хорошего, доброго, светлого.
– В Костанай, однако, вы привезли непростые спектакли. Многослойные. Та же «Поминальная молитва» – сложный материал, который сегодня приобрел дополнительное звучание, окраску в связи с тем, что происходит в мире. Но вы работали над ним явно загодя, не зная, что так получится?
– Действительно так. Этот спектакль мы задумывали поставить еще до того как. Возможно, предчувствие. Для творческих людей это нормальное состояние – особое восприятие действительности. Не зря и оракулов в древности называли служителями Мельпомены, музы трагедии.
– Актеры в этих обстоятельствах, на ваш взгляд, играют по-другому?
– В каждом произведении, тем более таком, как эта, без преувеличения, великая пьеса Горина на очень долгие времена, всегда есть много планов. И есть что увидеть на будущее. Когда мы обращаемся к зрителю с какой-то своей идеей, которую несет и весь театр в целом как искусство, это не всегда совпадает с мнениями самих зрителей. С тем, что они хотят увидеть. Поэтому в больших произведениях каждый находит то, что ближе его сердцу.
– Современные зрители, как рабы своих смартфонов, еще это могут?
– Да. Во всяком случае, мы в это верим. Мне кажется, что в таких спектаклях, как «Поминальная молитва», разговор идет не напрямую, только о трагических событиях конкретного года в истории. А о том, что у каждого человека есть в жизни опора – это вера, семья и надежда на светлое будущее. Ведь и мы всем этим живем. И вот когда первые две опоры начинают рушиться или их разрушают, всегда остается надежда. Светлые времена впереди, не может мир все время находиться на темной стороне. Вот и Шолом-Алейхем, автор рассказов, по которым Горин и написал свою пьесу, все-таки вернул главному герою все его столпы – и дочек, и веру. Даже притом что они отправляются в никуда...
«Рожать» нужно самостоятельно
– История Тевье-молочника стала визитной карточкой знаменитого «Ленкома» еще в советские годы. Работать над этим же материалом другому театру – опасная затея. Сравнивать ведь будут всегда. Почему пошли на такой риск?
– У меня есть хорошая привычка: когда берусь за какуюто постановку, запрещаю и себе, как режиссеру, и актерам, которые участвуют в ней, смотреть этот же спектакль в интерпретации других. Категорически. Это сбивает. Потому что актер – профессия очень восприимчивая, эмоциональная. На уровне подсознания можно что-то перехватить, чью-то идею, уже созданный образ. И потом попытка сделать эту роль своей будет тщетна и бесплодна. Это должно родиться самостоятельно. Страха никакого не было. Я прекрасно понимал, что будут сравнивать. У нас другой спектакль. И жанр – везде пишут «драма», но ведь можно сделать шаг влево, вправо.
– Однако и «Ленком» в спектакль внес много музыки, которая сыграла свою роль, и юмора, и мелодрамы.
– Давайте скажем честно, «Поминальную молитву» не ставил только ленивый. Тут самое главное – найти золотую середину, когда, казалось бы, классический спектакль должен идти со своей характерной чертой, своим художественным почерком. Удалось это театру или нет – судить зрителю. При этом мы не стараемся кого-то поразить картинкой или особым сценическим решением. Это всего лишь приемы, которые помогают достучаться до каждого человека. Я всегда своим ребятам, актерам говорю: когда вы проживаете эту историю, не играете, а именно проживаете, как воспримет зал – это история зала, но если хотя бы один из зрителей уйдет в другом настроении, задумается, то свою миссию мы выполнили. А для этого надо постараться быть максимально честными на сцене.
– Почему зритель идет в театр?
– Я постоянно об этом задумываюсь. Ведь мы же всегда в жизни чего-то недоговариваем, чего-то недоделываем. Нельзя это назвать ложью, но... Мы ведь тактичные, толерантные, боимся кого-то обидеть, оскорбить, задеть чьи-то чувства. А актер, выходя на сцену, получает от зрителя индульгенцию (снисхождение, милость, своего рода «договор», предполагающий прощение грехов в обмен на определенные действия или пожертвования. – Прим. авт.) на то, чтобы говорить правду. И, наверное, та самая правда, которая звучит со сцены, и привлекает зрителей. Они к нам приходят для того, чтобы свои внутренние переживания, свою правду сравнить с нашей. Мол, действительно ли они правы?! Потому, если один человек из нашего зала выходит после спектакля в хорошем смысле тронутым за душу, хотя бы за одну струнку, то, в принципе, театр своей цели достигает.
Любовь остаётся любовью
– Однако зрители из года в год меняются. И во вкусах в том числе. А вы стремитесь идти за зрителем или его тяните за собой?
– Второе – тянем за собой. Одна из современных постановок, которую мы привезли в Костанай, – скетч-комедия «Тот самый день», наделала очень много шума в России. В ней показаны все казусы сегодняшней жизни. Единственный театр в Казахстане, кто ее взял себе в репертуар, это наш. Современная пьеса, я общался с автором, когда мы были в Екатеринбурге на театральном фестивале. И, по отзывам критиков и драматургов, наш вариант – одна из лучших постановок по этой пьесе. Это я к тому, что современная драматургия разнополярна. И как театру, нам необходимо соблюсти некие рамки приличия. Во-первых, я противник мата на сцене, вытаскивания на нее какой-то чернухи, порнухи. У нас задача – всю современную жизнь показать через гротеск, вытащить эдакие пороки сегодняшнего дня, которые общество уже и пороками-то не считает. Постарались показать зрителям, насколько мы иногда в своих стремлениях бываем смешны. При этом любовь, как ни крути, остается любовью. И в поиске достойного человека, который бы шел рядом с тобой по жизни, а спектакль об этом, всегда найдется та самая вторая половинка. Но по пути сталкиваемся с разными «неполовинками». Получилась сатира на современное общество.
– Вы настолько увлечены материалом, как режиссер, погружаетесь в театральное искусство очень глубоко, что невольно задаешься вопросом: а не теряет ли ваш театр, когда вы в роли директора? Искусство потребовало жертв?
– Каждый человек, считаю, должен быть на своем месте. Я в театре Темиртау работаю уже двадцать лет. Пришел в него, когда мне было 32. И сейчас совершенно другой коллектив, совершенно по-другому думающий и играющий. Поэтому чувствую некую ответственность за тех людей, которые вместе со мной шагают нога в ногу. Бросать директорство будет для меня неправильным. С другой стороны, я всегда могу подойти к худруку и... встать в очередь на режиссерскую постановку. На общих основаниях. В соответствии с графиком работы. И потом мы не ограничиваемся своими силами, приглашаем режиссеров извне. Мое мнение: если в театре ставит один и тот же режиссер, то это начинает напоминать... скисший домашний борщ. Актеру полезнее работать с разными постановщиками. А зрителю хочется видеть разные почерки.
