Многие из нас в детстве, развесив уши, якобы засыпали после вечернего застолья дома. А родня, убирая со стола, раздвигая лавки, говорила за жизнь. Душевно, иногда надрывно, но всегда о главном – о людях. Эти рассказы отпечатываются в детском сознании. Как это случилось у Жаныл Кариной из мендыкаринского поселка Красная Пресня.
Утетлеевич и Нюра
Так Танаткана называли сельчане. Называли породственному, он всем здесь был свой. Родился на Мендыкаринской земле в 1921 году, а в 9 лет остался сиротой. Детский дом, армия. В армии его и застала война.
– Он рассказывал о тех боях лишь однажды, – вспоминает его дочь Жаныл. – Потом стал на вопросы о войне отвечать так: «Дай бог вам ее не знать».
Его жена даже попросила не звать мужа в школу выступать перед детьми на 9 Мая. Он долго плакал после этих встреч. Танаткан Карин воевал под Ржевом. Тот его единственный рассказ о самых жарких боях в 1942 году его детям навсегда запал в душу: «Даже нам, солдатам, было понятно, что идет напрасная потеря людей. То нас бросают на левый фланг, то на правый, то идем через речку. А ребята штабелями падают. Ты бежишь, а везде они. Трупы. Под ногами, в воде. Я зачерпнул ладошкой из реки, чтобы умыться. А вода – красная. От крови наших ребят. Кажется, всё дно реки ими уложили…»
Едва мы подъехали к родительскому дому Кариных, ее глаза заблестели. Эти бревенчатые стены, уверены дети Танаткана, впитали в себя его мудрость. Потому дети дом не продают, берегут для внуков.
Сам Танаткан в том бою был ранен. Одну его ногу разодрало на куски, а вторую и вовсе оторвало.
– Мы маленькими были и в детстве развлекались так – считали папкины раны на правой ноге. Как сейчас помню, 17 ямок.
В проблесках сознания он помнил, что его по полю тащили две девчонки. А потом адскую боль. В дороге остаток его оторванной ноги пилили наживую. Началась гангрена. До 1943 года он пролежал в Челябинском госпитале. Потом остался в курганском поселке Звериноголовка. Там в победном 1945 году и встретил Нюру.
Ее называли Нюрой все русские односельчане. На самом деле ее звали Жибек. Она родилась в Узунколе, но в голодные 30е годы осиротела, и родные, чтобы ее спасти, переправили в двухлетнем возрасте в Курган, к дальним родственникам.
– На самом деле маму звали еще «профессорша». Дело в том, что она закончила 9 классов русской школы. С отличием! А люди тогда в основном по 23 класса за плечами имели. К моменту знакомства с папой она работала секретарем в сельсовете. И вот, представьте, такая умница и красавица. И папа – на двух костылях, без ноги, без профессии. Но уже с твердым характером и редкой порядочностью. Она вышла за него замуж!
Философия жизни от папы дороже всех сокровищ для Жаныл Танаткановной.
Вишневый кумыс
В 1955 году супруги Карины уже имели семерых детей и всей гурьбой решили ехать на казахстанскую целину. Сюда же, в Мендыкаринский район, прибыл и Иван Цыганков из Костаная.
– Они с папой сразу сдружились. Оба – фронтовики. У обоих по семеро детей. Оба – настоящие сельские мужики. Сильные, честные, волевые. Иван Данилович всегда смеялся: «Вот что Советский Союз делает. Ты, значит, казах, приехал из России на целину. А я – русский, из Казахстана». Именно они первыми вбивали колышки на месте нынешней Красной Пресни. И только потом приехали москвичи.
Дружбой Танаткана и Ивана восхищалась вся округа. А они были уверены, что на селе иначе нельзя. Слишком маленький здесь мир, всегда нужно чувствовать уверенное плечо соседа, чтобы вместе переживать и радости, и горести.
– Как мама ругалась, когда нам достался совсем малый кусок земли для дома. Но папа и Иван Данилович решили втиснуться меж других домов, лишь бы свои построить рядом. Понимаете, как им это важно было! Мама говорит: ведь баню даже ставить некуда. А мужики в ответ: одна на две семьи будет! По субботам у нас был праздник. Тетя Галя Цыганкова несет самовар, мама – баурсаки. Попаримся по очереди, а потом поем во дворе песни. И взрослые, и дети. На небе звезды, сверчок стрекочет, над головой мирное небо. А мы, казахи и русские, сидим и от души поем.
Танаткан ходил на протезе. На его имя в Красную Пресню приходили длиннющие коробки из Петропавловска. Но протезы ему не подходили, натирали. Сначала он злился, швырял их и плакал. Но безумно хотел работать, чтобы не жить на пособие по инвалидности. А потому решил разобрать протез и полностью переделать его под себя.
А Жибек и в Красной Пресне продолжали звать «профессоршей». Танаткан жене сказал, как отрезал: «Работать не будешь. Я семью прокормлю. А ты хозяйство веди от души. А то придут к нам люди, а дом на замке. Это непорядок для казаха».
– «Прошение» – сейчас ведь и слов таких нет, – продолжает рассказ дочь Танаткана и Жибек, – а тогда оно в нашем доме часто звучало. К маме то и дело приходили люди, чтобы она помогла им написать это самое прошение. А еще была она популярна в деревне своим вишневым кумысом! Дело в том, что она отлично вела хозяйство, и всю посуду, как сейчас помню, обдавала вишневыми ветками. У нас дома всегда стоял легкий вишневый аромат. А мамин кумыс люди считали волшебным, он был не просто вкусным, а с вишневым привкусом.
За этим кумысом в дом Кариных постоянно заходил народ. И деньги они категорически за это не брали. Считали, так и нужно жить в селе, с открытым сердцем и таким же домом.
– Помню, у Цыганковых старший сын Володя из армии пришел и заболел туберкулезом. Это был ноябрь. Кобыл уже не доят в это время. И тут папа приходит домой: «Я развязал кобылу. Давай, мать, доить. Может, хоть поллитра. Надо Володьку както поднимать». И мама доила до последнего. Люди узнали, что кумыс у нее опять есть, заходят, а она: «Нетнет, это только для Володи». Он заходил два раза в день. И на ночь мама ему три литра в бидончик наливала. Весной поехал к врачам, они ахнули: все затянулось! А Володя тогда им так и сказал: «Спасибо моим родителям Кариным…»
Дочь признается, думала, что ее родители проживут долго. Так часто она слышала слова благодарности от людей в их адрес. Первым ушел Иван Цыганков.
– Спустя годы умер папа. Инфаркт. Потом ушла мама, тетя Галя. Мужики совсем рано ушли. И шестидесяти лет не было. Видно, сказалась война. Пережитое.
Запах капсина
Но пережитое никак не сказалось на правилах жизни, к которым своих детей приучили родители. Дочь говорит, что отец никогда не кричал, а уж тем более не бил ни жену, ни детей. Сведет густые брови – и всё, значит, дело плохо. А потом он стал помогать многочисленным родственникам. Двоюродным, троюродным, а то и дальше.
– Представляете, у самого семеро по лавкам, а мы то и дело картошку какойто бабуле незнакомой везем или овощи собираем для дедули. Мы побелому завидовали детям, у которых были и бабушка, и дедушка. У нас же родители оба – сироты. И вот пашем мы на огороде в 30 соток да и говорим отцу: мол, эти дальние родственники тебя в детдом сдали, а мы теперь для них жилы рвем. Он говорил так: «Их понять можно, это были тридцатые. Голод и холод, у всех огромные семьи, своихто прокормить не могли. Тогда и в детдом попасть было сложно, меня по знакомству устроили. Я благодарен им за это. Дети, помните: делайте людям добро. Всегда! Потому что добро возвращается. Вам не вернется – детям вашим достанется. Детям не вернется – ко внукам придет». Отца нет, а заповедь его осталась. Своим детям и внукам тоже так говорим.
Все семеро детей Танаткана и Жибек сейчас живут в нашей области. И все благодарны родителям за то, что они им передали.
Сегодня Жаныл вспоминается многое. И как дыньки с арбузиками умудрялись на огороде растить. И как на праздники разговорами взрослых заслушивались, делая вид, что спят. Благо, те разговоры были не пьяным бредом, а настоящими уроками жизни. А еще, как отцу из Москвы для культи высылали чулки из белоснежной натуральной шерсти. Высылали часто. Так отец один чулок себе оставит, а остальные жене – распускать и детям вязать варежки.
Жаныл говорит, что запах ее детства – это запах лекарства «Капсин». Вонючая такая жидкость, которой отцу всю жизнь смазывали раны на уцелевшей ноге. А он то и дело чувствовал ту, которой нет. Мерзнет, говорит, правая нога, а потом хвать рукой, а там пусто.
Но в такой, казалось бы, безнадеге люди не жаловались на судьбу. Лишь неистово хотели, чтобы их дети учились и жили чуть легче.
– Что нам мама только не выписывала. Почтальон с нашего дома всегда начинал. Подойдет, почти полсумки на лавочку выложит, а потом дальше, налегке. «Пионерская правда», «Дружные ребята», «Человек и закон», «Костер», «Вокруг света»… И обязательно для себя – журналы на казахском языке. Мама, выросшая в России, в 30 лет самостоятельно начала учить казахский язык. И выучила! Еще она хорошо читала на немецком. Как сейчас помню ее голос: «Да что тут трудного – «Дер винтер из дам. Наступила зима». А брат в ответ: «Не хочу я учить этот фашистский язык». Так мы и росли. Учились у родителей не помнить злое, а впитывать доброе. Для них с такой судьбой и семеро по лавкам не стали в тягость. Для меня с тех пор противный запах «Капсина» до боли родной. А с Цыганковыми мы так и дружим. Их дети из России каждый год в отпуск – к нам. Собираемся исключительно в родительском доме Кариных. Все мои братья и сестры с дипломами. Сбылась мечта родителей. Я – учительница, уже на пенсии. Но сейчас попросили готовить выпускников школы Красной Пресни к ЕНТ. Преподаю русский язык в казахских классах.
– Вы в маму, судя по всему...
– Не знаю. Надеюсь. Это лучший для меня комплимент…
