В программке нового спектакля, который, возможно, откроет новый театральный сезон в Костанае, его фамилия среди действующих лиц указана первой. Еще бы, ведь он – Моцарт! Знакомьтесь – Михаил Майоров, актер областного русского драмтеатра. Молодой, талантливый, целеустремленный и уже замеченный. И режиссерами, и зрителями.
Есть какая-то чертовщинка
В наш театр он пришел работать относительно недавно. Но уже занят во многих постановках. И в главных ролях. Нам удалось поговорить в музее театра между репетициями. Как раз перед тем, как Михаил стал Амадеем. О чем бы я спросил Моцарта сегодня?
– Как часто вы слушаете современную музыку? И слушаете ли ее вообще?
– Очень часто. Вот только что слушал. Я пример того человека, который меломан по жизни.
– Всеяден?
– Да, слушаю многое. Со временем вкусы меняются. Предпочитаю слушать что-то ближе к рок-музыке. Но не люблю чистый рок. Мне ближе музыка, которая заставляет двигаться тело, а не...
– Извилины?! (общий смех)
– Люблю, когда есть импульс физический.
– На ваш взгляд, почему на роль Моцарта выбрали именно вас?
– Сложный вопрос. Справедливо задать его режиссеру. Могу только предполагать. Возможно, во мне есть какая-то чертовщинка, сочетание детскости и непосредственности со взрослой внешностью.
– Знаю, был предварительный прогон спектакля «Маленькие трагедии». Значит, общая картинка уже есть. Ваш Моцарт – он какой?
– Он ранимый. Он немного неуверенный в себе. Он – человек, не осознающий свою гениальность. Мой Моцарт проще ко всему относится. У него нет чувства превосходства над остальными. Ему кажется, что все люди в какой-то степени гении. И он не воспринимает свой талант как дар. Ему кажется, что так, наверное, все могут, но не все это проявляют.
– У вас опыт работы не только в костанайском театре, но и питерских труппах. В актерской среде сейчас принято относиться к своим ролям, как к тому, что оценят потом, не сейчас? Мол, время все расставит на места. Или оценка нужна здесь и сейчас? Зрители начинают аплодировать на первый выход актера – значит, все, слава и признание уже в кармане.
– Конечно, принято говорить, что все актеры тщеславны. А если бы не так, то мы и не шли бы на сцену. Поэтому хочется признания сразу. На самом деле, чем взрослее и мудрее становишься, тем больше понимаешь, что в любую творческую профессию люди идут за процессом, а не за результатом. Признание зрителей может прийти, а может и нет. А вот настоящее удовольствие, то, ради чего ты готов пережить трудности, – другое дело. Думаю, все знают, что у нас не самые хорошие зарплаты, большая конкуренция, может повезти, а может и нет, достанется роль или нет – здесь много переменных факторов, которые не зависят от тебя.
– Судьба?
– Да. Поэтому идешь ты в первую очередь ради того, как все это происходит. Ради совершаемого действия, а не ради увиденного результата.
Оправдать злодея
– Я обратил внимание, что многие актеры, рассуждая о роли-мечте, в тандеме Моцарта и Сальери чаще выбирают второго. Амадей кажется более плоским, Сальери – более выпуклым, интересным образом. Опасно спрашивать накануне премьеры, но вы бы не хотели поменяться ролями?
– Расхожее мнение: злодеев играть интереснее, потому что их оправдывать сложнее. Непросто для них искать мотивацию. Вот и в этой истории формально считают, что Моцарт – гений и жертва, а Сальери злодей и завистник.
– Хотя его в реальности официально через суд оправдали!
– Считают, что это выдуманная история с ядом. А что касается театрального персонажа, то, думаю, от этого и идет сложность роли. Почему интереснее злодеи? На первом шаге кажется, что все понятно. А потом актер усложняет свой образ, дает просвет в конце тоннеля. Замечу, что и с Моцартом не все так просто. На первый взгляд, он солнечный человек, как я его называю, ошпаренный солнцем. Он себе на уме, у него свой мир, он отрешенный и кажется, что все просто.
Однако сложность проявляется в том, что нужно сделать его более человечным. В театральных учебных заведениях считают, что самое пошлое и простое – играть сумасшедшего. Тебе, по сути, ничего играть не надо, просто можешь кривляться, дурачиться. Вот и весь диапазон. А здесь нужно стереотипного гения, не понимающего, в каком мире живет, приземлить. Он тоже боится и стесняется, он тоже по утрам ест кашу. Нужно, чтобы каждый зритель в нем видел себя. И ты ищешь детали, черты, которые помогут отождествить себя с персонажем. Это тоже попытка оправдать злодеев.
– Нет страха стать заложником одного образа? Определенные внешние данные, увы, для многих ваших коллег становятся рамками...
– Не хочу, чтобы это прозвучало кокетливо, не хочу изображать излишнюю скромность. Но, думаю, чтобы стать заложником роли, нужно ее сыграть так гениально, чтобы всем запомниться.
– То есть в этом еще есть и самый цимус?!
– Точно. Поэтому не боюсь этого. Мне еще много предстоит сделать, многому научиться, чтобы про какую-то роль однажды подумать: боже, настолько хорошо получилась, что теперь только с ней меня будут ассоциировать.
Чувственный опыт
– Вы, знаю, не доучились в театральном вузе. Почему бросили?
– На то были семейные причины.
– Не хотели бы все-таки закончить образование?
– Конечно, хочу. Много факторов на это влияет. Единственный вариант на сегодня – это заочно. Учиться ради самого диплома не очень интересно. Периодически я чувствую и понимаю, что есть разница между мной и ребятами, у которых образование есть. Это дает им больше возможностей. Мне приходится гораздо больше набирать «в полевых условиях», чем им. Тем не менее, когда думаю о том, хотел бы вернуться в прошлое и закончить учебу, отвечаю себе: нет. Потому как рад, что судьба моя сложилась именно так. Я фаталист, верю в то, что получилось ровно так, как должно. Но профессиональное актерское образование хотел бы иметь. Это очень помогает в работе. Не могу однозначно ответить, что уже завтра начну действовать. Желание точно есть.
– Сегодня для зрителя доступность театрального материала безгранична. В своем телефоне каждый может в любой момент посмотреть любой спектакль в известном театре. Либо прочитать краткое содержание постановки, на которую пришел в театр. И это было бы замечательно. Однако нет, он достает мобильник чаще, чтобы заглянуть в соцсети или поставить лайк под неоднозначной картинкой. Когда на спектакль приходит такой, мягко скажем, неглубокий зритель, цель актера – подтянуть его в культурном плане. Так ли?
– Да, на все сто. Один питерский режиссер правильно сказал: задача актеров – не тянуться за зрителем, а поднимать его за собой, поэтому и сцена всегда чуть выше. А по поводу неглубокости недавно спорил на тему того, если спектакль или фильм без контекста не воспринимается – вина зрителя или автора? Уверен, что это вина автора. Любому произведению какие-то дополнительные знания должны придавать только дополнительную глубину. Ни в коем случае не быть единственным плюсом.
Для меня яркий пример – Тарковский. Если смотришь его фильмы и не считываешь все культурные отсылки, виноват режиссер. Меня, наверное, «съедят» читатели газеты, но мне нравятся далеко не все фильмы Тарковского. Мне кажется, в некоторые моменты он уходил в излишнее любование культурными отсылками.
Человек пришел на спектакль, он может быть вообще не подготовленным. Может никогда не слышал ни одного произведения Моцарта. Но мы обязаны сделать все, чтобы даже этот зритель получил от увиденного удовольствие. Театр, на мой взгляд, это чувственный опыт. И только во-вторых мыслительный. Зрители должны душевно обнажаться в ответ на обнажение актера.
– Сделаем финальный аккорд: ваш Моцарт в новом спектакле заиграет на клавесине или скрипке?
– А вот приходите на наш премьерный спектакль и узнаете! Играть буду, но как? Секрет!
