Дом Гравера самый крайний в деревне. Дальше – озеро. Но до кромки воды идти и идти: остатки топкого весеннего половодья без болотных сапог не преодолеть.
Егерь Бакурский: «Если природа –наш общий дом, то почему меньшие наши братья в нем на положении изгоев?»
Дорога в эту деревушку с трассы Костанай-Сарыколь проходит под сенью тополей и сосен, некогда высаженных основателями совхоза им. Лермонтова, чей памятник в полный рост красовался у стен местной школы. Последний раз я был здесь лет двадцать назад. Дорога не изменилась – чудная асфальтовая аллея с редчайшим числом машин, но с безмятежно пасущимися на обочинах овцами. Стоял полдень. Деревня то ли дремала, то ли сильно обезлюдела. Хотя, наверное, то и другое.
Егерь Юрий Васильевич Бакурский в это время с другим егерем ликвидировал последствия пребывания в своей вотчине рыбаков и охотников. Вместе с председателем облохотобщества Анатолием Коваленко присоединяемся к их благой затее. Романтики, конечно, ноль – собирать мусор. Вершина цивилизации – пластмасса всех видов: бутылки, рыболовные сети, пакеты, чашки от лапши быстрого приготовления. Костерок получился веселый, но с едким дымом, бессмысленным и ядовитым: химия, братцы...
Однако стоило поднять глаза, как мир кардинально менялся: изумрудная свежая зелень заливных лугов, синяя ширь водной глади, спорящая с горизонтом в своих размерах, зыбкое марево восходящих потоков солнечного дня. Гомон птичьей озерной мелкоты в виде разнобойных куликов уравновешивался пролетом тяжелой гусиной стаи, поприветствовавшей нас настороженным коротким гоготаньем... Но пора с небес на землю.
Гравер – это и есть егерь Бакурский. Ему семьдесят, его жене Наташе вполовину меньше. Пока она жарит свежевыловленных карасей, Бакурский, мужик крепкого сложения и не обделенный сочным юмором, рассказывает мне историю своего псевдонима, по которому его величает большинство охотников и рыболовов.
Костерок из мусора, оставленного рыбаками, получился веселый, но с едким дымом…
- Я был гравером в главном магазине Костаная –еще советском ЦУМе. Это моя профессия. Я был молод, успешен в том смысле, что других граверов практически не было на сотни километров вокруг, поэтому всегда имел заказы. Однажды Рудненский ГОК привез мне пять тысяч наручных часов, с идеей вручить их труженикам с надписью типа «За победу в соцсоревновании очередной пятилетки». Я сделал штамп, посадил двух помощниц, и работа была готова к назначенному сроку. Были моменты, когда я за день зарабатывал на машину. Новобрачным-гравировка на золотых кольцах, пенсионерам – на мраморе, с изображением белой лебедушки или Феликса Дзержинского, исходя из вкусов профкома. Жизнь была полна соблазнов, утех и ощущения, что это никогда не кончится. Но, увы, недолго музыка играла…
Бакурский уходит в егеря. Сначала на озеро Шошкалы, затем перебирается в Лермонтово, на Талы. Слом привычного образа жизни, в котором все блага подавались на блюдечке, вытравил из Гравера иллюзии насчет того, что все подруги и друзья верны до гроба – как только кончается бесплатное шампанское, кончаются и его дружные любители.
- В деревне, кроме егерской, работа есть? - спрашиваю былого баловня судьбы.
- Вроде, да. Предлагали мне и завтоком, и заведующим машинно-тракторной мастерской на 90 тысяч тенге. Да вот с работягами напряженка. Ну, спалит кто по пьяни трактор, мне что потом, по полной отвечай?
Какое из двух зол выбрал Юрий Васильевич, тут еще надо посмотреть. Под его ведомством и защитой 362 тысячи га охотхозяйства (половина района), из них 1931 га – площадь воды озера Талы. Гигантский водоем цепляет за собой «обоз» озер поменьше - Сливное, Малое Сливное, Аксуат, там, за горизонтом, еще озеро Дедовское, речка Карамурза, бесчисленное множество притоков. Хозяин Бакульский крепкий, все на своих ногах и своими руками. Обострять конфликты не любит, предпочитает гасить их дипломатическим путем в зародыше. Хотя, угадывается, предел терпения у него тоже не безграничен. Вот его посыл:
- Если природа – наш общий дом, то почему меньшие наши братья в нем на положении изгоев? Я тоже не ангел, но там, где зверей и птиц считают неким расходным материалом, это против моего естества.
Дальше последовал ход мыслей и наблюдений, с которыми трудно не согласиться. Наглядное пособие вот оно – сурки на околице деревни. Это не от хорошей звериной жизни. Их ареал – степное разнотравье с колониями в несколько тысяч особей. Но это в прошлом. Самые стойкие байбаки худо-бедно приспособились коротать век на пашне, среди посевов зерновых. В переводе на человеческий язык: все опасности такой жизни перебарывает тяга к родной земле, к отчему дому.
А ведь от дома до ближайшей травы расстояние, которое сурок, отнюдь не бегун-спринтер, преодолевает с потерями. Его, если не повезет, заклюют вороны, ястребы, не побрезгует лисица, корсак. На него ставит капканы человек. Его клок травы уничтожат при обработке посевов ядохимикатами. И немудрено, что после такого тотального человеческого небрежения, сурок потихоньку сообразил, что близ деревни его мало кто тронет, хотя и кормежка здесь – так себе, не зажиреешь.
Жизнь у озера с сонными овцами на берегу на первый взгляд полна неспешного созерцания. «Вот бы свой домик сюда!» - мечтательно думаешь. Но через секунду понимаешь, что домик будет постоянно находиться в неразрывной связи с теми событиями, которые происходят в жизни природы и общества. Покоя уж точно не будет.
