Оксана Скриниченко осиротела в 10 лет. В 17 у нее не было крыши над головой, единственные близкие люди тянули на дно. Тогда она выкарабкалась. Надеется выкарабкаться и сейчас, вновь оказавшись на улице. Ей во что бы то ни стало нужно найти дорогу к своему дому – ведь теперь у нее есть семья.
Палатка у реки
Пушистые гусята проворно снуют по траве.
– Гули-гули! – зовет их Оксана. Кажется, так подзывают голубей, а не гусят. Но те об этом не знают и послушно спешат на зов. В руках у полуторагодовалой Эммы палочка. Дочка помогает маме, гонит гусят...
Идиллическая картина. Если бы не одно «но» – и у гусят, и у их хозяев уже две недели нет дома. Оксана Скриниченко живет в поселке Набережный Тарановского района. На прошлой неделе она с мужем и полуторагодовалой дочкой остались без крыши над головой. Собственного жилья у них и не было – жили в доме брата мужа. В конце мая ночью случился скандал, родственник выгнал их из дома. В нехитрых пожитках семьи была палатка – муж рыбак, покупали для него. Кто мог знать, что она станет домом?
Палатку разбили на берегу Аята, рядом с домом дальних родственников. Те иногда берут семью к себе ночевать, ведь в палатке с маленьким ребенком жить невозможно. Поселить у себя не могут – в семье восемь человек, домик маленький. На момент нашего приезда вещи лежали рядом с палаткой. Их немного – одежда трех человек умещается в двух небольших пакетах. Большая часть пожитков – мешки с отрубями для поросят. Оксана несколько месяцев назад взяла кредит, чтобы купить двух поросят и корм для них. Она очень хочет, чтобы ее семья жила не впроголодь, чтобы и огородик свой, и подворье...
Супруг тоже старается. Он вместе с односельчанами работает в бригаде, которая строит мосты. Есть заказ – есть работа. Когда заказов нет, Юрий ловит рыбу. Хоть какая-то копейка. Оксана занята на общественных работах. На руки получается совсем немного: нужно же еще кредит отдавать. В общем, с такими доходами семье никак не приобрести жилье. Им даже кредит не дадут. Потому и жили в доме брата мужа. Оксана говорит, что скандалы случались и раньше. Но мирились, возвращались. Да только не на этот раз.
– А что я сделаю? – разводит руками Валентина Нехайчик, бабушка Эммы. Она тоже живет вместе с сыном. – Я еще не на пенсии, а работы в поселке нет. Помочь им купить жилье не могу. Теперь сын (тот, что хозяин дома. – Прим. авт.) сказал, что брата и племянницу примет обратно, а сноху – нет!
Валентина Романовна говорит, что Оксана сама виновата. Раз живут в чужом доме, можно было бы и потерпеть, не обострять какие-то моменты, не идти на скандал и не обзывать хозяев.
– Она вообще с трассы пришла. Я ее приняла как родную дочь, старалась помочь. А она... Даже огород мне не пришла помочь посадить, пришлось самой, с давлением...
Оксана действительно «пришла с трассы». Работала в шашлычной близ поселка. Да только она не знает, как это, когда принимают как родную дочь. Мама у Оксаны вроде и была. Но... не было.
Дома нет ни у гусят, ни у их маленькой хозяйки...
Сирота
– Мама умерла в прошлом году, – Оксана вытирает слезы. – Я с ней виделась, когда уже была взрослой. Только и спросила: как ты могла? Почему хотя бы жилье для нас не сохранила?
На тонком запястье белые полосы – шрамы, напоминающие о самых сложных первых годах ее самостоятельной жизни. Семья Скриниченко жила в Житикаре. Мать была лишена родительских прав, отец один растил пятерых детей. Сначала жили в пригороде, держали хозяйство. В начале двухтысячных перебрались в город – папе удалось за небольшие деньги купить две пострадавшие от пожара квартиры. Восстанавливал своими силами. Да только их у бывшего чернобыльца оказалось немного. А тут столько забот… Сердце не выдержало. Осиротели. Старшим было больше шестнадцати, двух младших девочек определили в детские дома.
Оксана воспитывалась в костанайском интернате №2. После интерната училась на строителя. Не закончила, потому что была беременна. Жила с парнем, радовалась, что у нее наконец-то есть семья. Но ребенок родился мертвым, а сожитель сбежал, сняв с книжки пособие, которое все эти годы поступало Оксане на счет. Более трехсот тысяч там было…
Приехала в Житикару. Старшие сестры пили и вели такой же образ жизни, как когда-то мама, брат сидел за что-то. Оксана пыталась встать в очередь на жилье, но ей сказали, что нужно сделать это по месту прописки, в Костанае. Туда она уже не поехала. Украли сумку с документами, пришлось долго восстанавливать. Три месяца она жила буквально в подъездах, сестры ничем не могли помочь – разве что налить.
– Я поняла, что не хочу, как они, не хочу, как мать. Я хотела своей жизни, своей семьи, – Оксана всхлипывает.
Говорит, что знакомые помогли уехать. Устроили работать в ту самую шашлычную близ Набережного. Не сказать, что история знакомства с мужем была романтичной. Сидела с подругой на скамейке, тут он подошел, разговорились... В общем, через время и поженились.
Помогли?
Оксану Скриниченко и сельские, и районные власти хорошо знают. Она уже не раз обращалась с просьбой помочь им найти свое жилье. Последний раз почти умоляла помочь ей взять кредит на покупку дома, который требовал большого ремонта, но стоил по меркам поселка не дорого – 400 тысяч тенге (дома в хорошем состоянии в поселке стоят 2-3 миллиона). Мол, ей сначала пообещали, но потом отказали.
Советник акима Тарановского района Дамды Кабылтаев говорит, что возможности помочь взять кредит на тот дом не было. Но Оксане предлагали другие варианты – арендное жилье в других поселках. Не дома, скорее комнаты в многоквартирном доме и общежитии. На тот момент женщина не согласилась.
– Я так просила, чтобы помогли нам тот дом купить. Он большого ремонта требовал, но мы бы справились, сделали бы все сами. Жилье, которое нам предлагали, это ведь только комнаты. Ни хозяйства своего завести. Ни огорода. В деревне без этого сложно прожить.
Впрочем, когда я разговаривала с представителями власти, семья была уже готова принять любую помощь. Оксана позвонила в редакцию в тот же день, как они остались без дома. Тут же я связалась сначала с исполняющим обязанности акима сельского округа Алексеем Екимовым. Он сказал, что в поселке нет пустующих домов, что поселить Скриниченко некуда. И направил меня к советнику акима района, который был в курсе ситуации. Дамды Кабылтаевич сообщил, что сам решение принять не может, что на днях соберется совет, вопрос решат и Оксане о том сообщат. Однако уже две недели ей ничего не сообщают. И.о. акима округа даже не наведывался. А советник акима уже вторую неделю... в отпуске! А в акимате мне сказали, что с этим вопросом, кроме него, больше и обратиться не к кому.
Помощь Оксане начала поступать иного толка. От людей, которые прочитали о ней в «КН». Звонили жители Рудного, они намереваются собрать для семьи детские вещи, продукты, деньги. Были и предложения жилья. Звонили жители других районов и говорили, что жилье готовы предоставить. Вместе с работой для мужа. Но Оксана побаивается таких предложений – это же опять не свое, это на время, пока есть работа. А что потом? Жить в страхе вновь остаться без крыши над головой?
– Я жить хочу, а не существовать. Жить! – она вытирает слезы и смотрит на нас с надеждой.
Снежный ком
Начальник отдела социальной защиты детей управления образования Айжан Баймаканова говорит, что, по статистике, только 20 процентов детей-сирот встают на ноги. Остальные чаще всего повторяют судьбу родителей. Проблема многих – они не могут самостоятельно противостоять жизненным трудностям: восстанавливать документы, отстаивать право на жилье и взаимодействовать в социуме.
– Оксана не привыкла уступать. В детском доме авторитет может завоевать только сильный. А здесь нужно прогнуться, жертвовать чем-то, терпеть. Вот в чем кроется причина конфликта в этой семье, – объясняет Марианна Гурина, президент общественного фонда «Ұлағатты жанұя», автор и продюсер проекта на канале КТК «Дорога домой».
Марианна уже много лет занимается вопросами сиротства.
– Все это как снежный ком катится с горы. Дети, которые попадают в детские дома, чаще всего социальные сироты. Родители безработные, находятся в тюрьме. И бывшие детдомовцы часто отдают детей в детский дом. Они знают, что детям там будет лучше. Между прочим, содержание ребенка в детском доме обходится государству в 168000 тенге в месяц. И мы, оберегая всем миром этих детей, вскармливая приличной пищей пять раз в день, взращиваем потребителей, которые не знают проблем. Если домашние дети понимают, что мы не можем сегодня купить что-то, то они даже не задумываются об этом. И когда детдомовцы оказываются на улице, они беспомощны, они в шоке.
Как правило, определить ребенка в детский дом – самый легкий путь. И у нас нет служб, которые бы занимались семьями вплотную: почему мама не работает, как вылечить папу от алкоголизма, как восстановить семью. Кадров катастрофически не хватает в этой сфере. В Алматы, к примеру, на четыре человека приходится 180000 детей-сирот.
Страна без сирот
У нас в области 3106 детей-сирот до 18 лет. На это количество приходится четыре сотрудника отдела соцзащиты дества управления образования. Вернее, даже три – один из них занимается инклюзивом, детьми с ограниченными возможностями. Начальник отдела Айжан Баймаканова говорит, что они не несут ответственности, как только детям исполняется 18 лет. Но несмотря на большую нагрузку, удается отслеживать судьбы детей. Не всех, конечно.
К судьбе Оксаны Скриниченко здесь тоже не остались безучастными. Айжан Жаксалыковна выяснила, почему девушка в свое время не была поставлена в очередь на жилье. Сегодня каждый ребенок автоматически попадает в очередь, как только поступает в интернат или детский дом. Но в 2009 году (когда выпускалась Оксана) в функции интернатов и детских домов еще не входило ставить выпускников в очередь на жилье. Но девушка по-прежнему может это сделать – там, где прописана.
Для этого достаточно принести в районный ЖКХ документы, подтверждающие статус сироты – свидетельство о смерти отца и судебное решение о лишении родительских прав мамы. Айжан Жаксалыковна говорит, что сотрудники интерната, в котором воспитывалась Оксана, готовы помочь – если документов у нее нет, то она может обратиться к ним за копиями.
Айжан Баймаканова говорит, что политика в решении судеб сирот меняется. Государство теперь делает больший упор на семьи. Уже несколько лет выплачиваются пособия опекунам, с января нынешнего года начали выплачивать единовременное пособие усыновителям – 75 МРП...
Но сможем ли мы полностью отказаться от детских домов? Журналист и общественный деятель Марианна Гурина на это надеется. Уже несколько лет ее команда работает над проектом «Ребенок должен жить в семье». Это движение поддержала Дарига Назарбаева – опыт пребывания ребенка в фостеровских (патронатных) семьях уже опробован за рубежом. Ребенок даже, пока решается его судьба, проживает в семье. Если ему там нравится – остается. Если нет – может выбрать другую. В семье может быть 5-7 детей, государство выплачивает стипендию родителям, ставит детей в очередь на квартиру.
– Хотим построить городок с фостеровскими семьями. Такой опыт уже есть в Талгаре, в Алматинской области. Мы в начале этого пути, старт определен, когда будет финиш, мы будем называться страной без сирот.
...Оксана не задумывается над такими глобальными вопросами. Ей важно устроить свою семью. Я обратилась за помощью в отдел ЖКХ города Житикары, там пообещали выяснить, на кого оформлены квартиры, которые когда-то принадлежали отцу Оксаны. К сожалению, она не помнит, успел ли отец оформить квартиры, маленькая еще была. Возможно, что и нет. Но у нее появилась новая надежда. Односельчане подсказали: почему бы им самим дом не построить? Есть фундамент дома, в котором жила бабушка мужа. На нем можно дом построить. Работы они не боятся. Вот только из чего? Муж скоро должен вместе с бригадой выехать на заказ. Но на постройку дома заработка не хватит. И вот здесь семье нужна поддержка. Любая – и от государственных мужей, и от всякого, кого не оставила равнодушным эта история. Очень хочется, чтобы у нее был хороший конец.
