Спустя 75 лет от 22 июня 1941-го, только и остается - помнить. Это могила с трогательной надписью расположена возле поселка Озерного Костанайского района. В ней - летчик Иван Липка, один из сталинградских соколов, испытывавших самолеты в годы войны на аэродроме под кустанаем. Его невеста искала след Ивана более 20 лет....
Неизвестная невеста
23-летний Иван – один из тех, кто погиб при испытании самолетов Сталинградской военной авиационной школы, которая в годы войны была передислоцирована в тыл. Полки располагались в Кустанае, Затобольске, Озёрном, Фёдоровке и Успеновке. До начала 80-х годов эта информация хранилась под грифом «секретно». Но сейчас доподлинно известно, что условия, в которых у нас летали парни, были хоть и не боевыми, но очень сложными. Сначала было так голодно, что летчики теряли сознание в полете при сложных маневрах. Выручали поля с диким луком и крапивой. Жили в землянках, спали на нарах. Со временем для курсантов и скот стали откармливать, и поля картошки засаживать. Словом, местные, хоть им и самим тогда было туго, помогали летчикам.
Авиаторов уважали, ведь они один за другим отправлялись на фронт. Значит, приближали Победу. За год кустанайская авиашкола выпускала до 900 пилотов. 120 из них стали Героями. Но были и те, кто погибал во время испытаний самолетов на нашей земле. Среди них и Иван Липка. В 60-х годах в Озерный из России приехала Валентина Цветкова. Как оказалось, невеста Липки. Она привезла его фото и сделала на могиле летчика ту самую пронзительную надпись: «Любимому от любимой».
Да, наверное, у нее уже в то время была семья и дети, но осталась и память. И ее поступок стал уроком для сельчан. За могилой Ивана и еще одного курсанта, 19-летнего Вити Нарышкина, с тех пор из года в год ухаживают местные школьники. Это вахта памяти Озерного.
В рамках редакционного проекта «Возвращенные имена» мы обнаружили адреса в нашей области, где память предана забвению.
Мостик из швеллера
Вера Пономарь сейчас живет в Костанае. Но ее сердцу не дает покоя далекая Анновка. Это село в Сарыкольском районе, до которого из Костаная 225 километров. В нем сегодня – четыре двора. И одна особенная капсула.
Вера Максимовна приехала в Анновку в 1954 году из Украины. Вышла замуж за местного парня Костю Монахова. Вместе они покоряли целину и строили свою семью. Вера была счастлива. Не пугали ни глубинка, ни сложный быт, ни труд сельского фельдшера. Правда, быть только терапевтом на селе она не смогла. До райцентра далеко, до Костаная еще дальше. Сельчанам нужен был и хирург, и педиатр. Так Вера стала незаменимой для всех окрестных поселков. Даже оперировала. А потом начала принимать роды. Более тысячи жителей нашей области появились на свет благодаря этому врачу.
– Я прожила в Анновке 22 года 3 месяца и 22 дня. До дня знаю. Живу здесь в любви родных детей, внуков и правнуков, а сердце ноет. Мы сами там школу строили, деревья сажали, три моих тополя по сей день стоят: возле медпункта, конторы и церкви. Тополя стоят, а больше там ничего и нет…
Про это «ничего» у Веры Максимовны целый фотоальбом. Четыре года назад она ездила в свою Анновку. Подошла к дому и увидела его без крыши, с деревьями, растущими из окон.
– Я упала на колени. Больно душе. А потом стало и стыдно.
В 1957 году в Анновке сельчане решили поставить памятник солдатам Великой Отечественной войны. По инициативе местного старейшины бухгалтера Касьяна Балышева в землю рядом с будущим памятником опустили бутылку с запиской.
– Это была наша капсула с посланием будущим поколениям. В ней изложена вся история Анновки, ее успехи и надежды. Решили, что уж это место (памятник воинам Отечественной) будет всегда в почтении. А значит, и послание потомки через 100 лет прочтут. Именно такой срок открытия бутылки перед смертью озвучил Касьян Иванович. Да только не прошло и пятидесяти лет, а памятник в забытье.
Она листает книгу Ивана Тернового «В памяти народа». В разделе о Чеховском сельском округе, к которому и относилась Анновка, напротив фамилий стоят галочки. Это Вера Максимовна отметила тех, кто с фронта не вернулся. Галочек в списке много.
Чем ближе мы были к Анновке, тем чаще вспоминали слова Веры Максимовны: «Вы не представляете, как там было красиво. Шикарное озеро, сочная зелень, жить и жить…»
Дорога все больше превращалась в направление. В кюветах – вода, плавают семьи диких уток, над головой – чайки. И вдруг впереди обрыв, и снова – вода. Два берега соединяет подобие мостика из пары швеллеров. Примеряясь до сантиметра, мы двигаемся по шатающимся балкам. Вновь полевая дорога, и наконец Анновка. Останки множества домов на берегу широченной глади озера со стаями чаек. Красиво. И страшно, что красота эта онемела.
Памятник прямо на въезде. Точнее, его жалкие останки. Покосившаяся основа, разбухшие деревянные щиты. Разбитые буквы «Слава героям». И рой комаров. Им здесь комфортно, ведь памятник заглушил густой бурьян.
– Когда-то парк рядом с памятником решил разбить председатель Иван Мохов. Землю завозили, саженцы. Это был лучший глава. Золотые годы Анновки. Иван Дмитриевич был фронтовиком. С одной рукой вернулся с войны, но вызывал только восхищение, а не жалость. (Пулеметчику Ивану Мохову в боях под Сталинградом оторвало правую руку. – Прим. авт.) А потом перестройка...
Это говорит местный житель, хозяин одного из четырех оставшихся здесь домов. Он родился в Анновке. После развала увез семью в Костанай. Но, говорит, с работой сейчас в городе туго, и он зарабатывает на жизнь здесь: ловит на озере рыбу, разводит свиней. Напоследок отказался представиться, обреченно махнув рукой. А потом вынес нам бутылку лимонада – в дорогу. По всему было видно, что мы расспросами мужчину расстроили.
Вера Пономарь со страниц газеты обращается к внукам анновцев и властям: «Людей нет, а память все равно должна жить. Раз кто-то ее зерна посеял, не нам их топтать. Нужно восстановить этот памятник и ухаживать за ним. Может, потомки объединятся или молодежные организации возьмут его под опеку, да и школьников в соседних селах хватает. Чем для них ремонт обелиска не урок памяти? Стыдно, если капсулу через 40 лет будут искать в зарослях. Если исчезнет и этот мостик из швеллера…»
Болевые точки
И еще пара адресов. Мы уже писали о стене памяти в селе Аулиеколь. Там возле фамилий фронтовиков стоят лишь инициалы имен. Без отчеств. Можно было бы на это закрыть глаза, но потомки фронтовиков стали маркером дописывать инициалы отчеств. Это ли не сигнал исправить оплошность? Ведь подобная стена памяти имеет архивную ценность, учитывая, как много среди воевавших однофамильцев. Мы писали об этом больше года назад. Надеялись, нынче, к 9 Мая, ситуацию исправят. Но читатели, съездившие на могилы родных, удрученно сообщили: все по-прежнему.
Заметим, положительных примеров живой прочной памяти в нашей области достаточно. Например, имена фронтовиков с обелиска из исчезнувшего мендыкаринского поселка Каренинка перенесены на стену памяти в центр сельского округа – Введенку. В Мендыкаре вообще постепенно вносят на стены памяти имена и тех ветеранов, которые от нас уходят уже в 21 веке. Ведь их тоже нужно помнить. А чего стоит пример уникальной стены памяти в Затобольске. На нее вписаны не только отчества, но и годы жизни, воинские звания фронтовиков.
Обелиски, стены памяти, могилы со звездами – пульсирующие точки, не дающие нам забыть ту страшную, великую и уже, слава Богу, далекую войну. И когда уходят живые свидетели эпохи, памятники обретают особую ценность.
И речь не только о Великой Отечественной войне. На Рудненской трассе стоит памятник: «Здесь в 1918 году зверски убит алашордынцами и белогвардейцами первый председатель Кустанайского военно-революционного трибунала Омар Дощанов» – эта надпись сейчас с трудом читается на нем. Тропа к обелиску заросла не просто травой, а кустарником. Мы никак не можем понять и принять, что красная и белая история – это прежде всего История! Ее надо знать и помнить.
Говорят, память – медная доска, буквы на которой время незаметно стирает, если не возобновлять их резцом. Заброшенные памятники становятся белыми пятнами нашей истории. А это дает повод ее безнаказанно переписывать. Ведь на место стертых букв очень просто вписать новые. Уверены: это неправильно, нечестно, неблагодарно.
