Согласно международному глобальному исследованию, по результатам которого составляется Индекс верховенства закона, Казахстан находится на 65 месте из 102 стран.
Член правового совета партии «Нұр Отан», доктор юридических наук Сергей ЖАЛЫБИН (на фото второй справа) участвовал в международной конференции, посвященной одной из проблем, негативно влияющих на имидж Казахстана – пыткам. С ним встретился корреспондент «КН».
– Сергей Михайлович, как я понимаю, в том, что государство всерьез заинтересовалось ситуацией, «виновата» именно Костанайская область, которая фигурировала в решениях комитета ООН по противодействию пыткам.
– Не только Костанайская, но еще Акмолинска и Актюбинская. Из-за негативной оценки международных органов Казахстан занимает низкие позиции в международных рейтингах. У нас пытки, как отмечают Специальные докладчики ООН, «выходят за пределы индивидуальных случаев». По этой причине, например, Европейский суд отказывает в экстрадиции в Казахстан лиц, совершивших преступление. Между тем мы еще в 1998 году подключились к международной Конвенции против пыток, подписали Всеобщую декларацию прав человека. Казахстан был задействован практически во всех международных конвенциях, и таким образом входил в мировое правовое пространство. Но мониторинг реального положения дел показал, что с противодействием пыткам у нас не всё в порядке. Правда, еще хуже оценка России, Украины, Узбекистана. Однако нас должен заботить прежде всего авторитет собственного государства.
– И что надо делать, чтобы поменять ситуацию?
– Генеральная прокуратура разработала Концепцию специального проекта «К обществу без пыток», которая и обсуждалась на крупном международном форуме в Астане с участием казахстанских ученых, представителей ОБСЕ, организации «Международная тюремная реформа». По существу, это было продолжение форума, который проходил в августе прошлого года – тогда на весь мир прозвучало признание Казахстана: пытки у нас есть.
Первое, что нам надо менять – это саму формулировку понятия «пытка». Та, что зафиксирована в Конвенции ООН, не согласуется с казахстанской нормой. У нас это понятие сужено, оно охватывает только правоохранительные органы. Тогда как по Конвенции пытки могут быть и в местах лишения свободы. Во-вторых, у нас часто смешивают две нормы закона – пытки и превышение власти или должностных полномочий. Вторая норма становится способом избежать наказания за более тяжкое деяние – пытки.
В международной практике наказание за пытки, причем независимо от последствий их применения, очень суровое. Допустим, во Франции – до 15 лет лишения свободы, в Австралии – до 25-ти. В странах, где с пытками порядок, действуют упреждающие меры. Начиная с известного правила Миранды (то самое, «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде...», что используют полицейские США во время задержания. – Прим. ред.) и заканчивая правом на звонок, чтобы предупредить, что ты задержан. Более того, человек имеет право на медобследование до и после допроса. А если кто-то заявляет, что к нему применялись пытки, бремя доказывания – было или не было – лежит на тех, кто вел расследование. Но чтобы подобное было и в Казахстане, а это записано в Концепции «К обществу без пыток», те же правоохранительные органы должны быть обеспечены и прозрачными комнатами для допросов, и круглосуточной видеофиксацией, и медицинской службой. Иначе заявления о применении пыток невозможно будет опровергнуть.
– Другими словами, полиция всегда будет в роли оправдывающегося?
– Я понимаю, вопрос этот не одного дня, но, видимо, новая правовая политика здесь назрела. Хотя Концепция – это только основа для обсуждения. Вот, например, пытки в местах лишения свободы. Предлагается многое поменять. Исключить управление осужденными руками самих осужденных, что сейчас у нас есть в практике, запретить им мыть санузлы.
– Мытье унитазов – это уже пытка?
– Да, так записано. Конечно, возникает вопрос: а насколько это оправдано? Ведь общество уже высказывает недовольство: почему на ребенка в детском доме государство тратит в разы меньше, чем на осужденного. Поэтому сказать, что Концепция в таком виде и будет реализована – неправильно.
– Сергей Михайлович, а вам не кажется, что подобного рода концепции – лишь желание показать миру, что мы озабочены переменами?
– У меня сложилось впечатление, что намерения государства – не просто идеологический выброс. Ведь одновременно с мерами по противодействию пыткам ведется речь и о том, что государство должно нести ответственность по реабилитации пострадавших, по возмещению ущерба. Именно государство, а не конкретный оперуполномоченный, чью вину почти невозможно доказать.
Смотрите, в год по Казахстану подается порядка 1200 заявлений по применению пыток. Дел возбуждается – 3-4 процента. Но и из них только половина доходит до суда. А здесь – своя практика. Один суд возместит ущерб в сто тысяч тенге, второй – в миллион. Третий вообще откажет – якобы не доказано. Хотя комитет ООН исходит из того, что если национальное законодательство не дает возможности доказать факт пыток, это еще не значит, что его не было.
Надо анализировать ситуацию, обстоятельства. Единственное, что меня насторожило при обсуждении Концепции – не озвучивались источники финансирования, никаких даже приблизительных цифр. Хотя, чтобы оборудовать те же типовые прозрачные комнаты для допросов, нужны большие деньги. И надо их искать. Ведь фактов пыток меньше не становится. От этой статистики никуда не денешься, она и должна определять политику государства.
Надеюсь, что общество, а не только ученые-юристы, будет обсуждать эту проблему. Поступят отклики от тех, кто подвергался пыткам, кто опасается, что их могут применить. Тогда и будет видно, какие меры нам реально надо предпринимать.
