Друг из Москвы прислал эсэмэску: «Иду в ГМИИ им. Пушкина на выставку «С ружьем и лирой. Охота и русская литература». Завидую, что не с вами на открытии охотсезона на нашей Костанайщине».
Тема неисчерпаема. Последний раз мы массово выезжали на озерные охотугодья ровно год назад – нынешней весной охота была впервые за последние четверть века запрещена. Что изменилось? Противники и сторонники, яростно сходившиеся в полемической дискуссии о не- и целесообразности этого запрета, сложили перья и взялись за оружие. Нет ничего более мирного и благостного, чем оружие на охоте. Оно надежно разобрано и упаковано в чехлы, взято под автомобильные замки, и доступ к нему исключительно в момент выхода на утреннюю зорьку.
А это суббота, 5 утра. Степь и небо еще глухо упакованы в темный непрозрачный ящик, еще нет на восточной части света даже слабенькой багряной ленточки, обычно режущей эту темень, как шоколадный торт. Мы идем к воде. Она недружелюбно мерцает в остывшей до инея ночи – холодная, топкая, кочковатая, ощетинившаяся жестким камышом и предательски выдающая пернатому царству наши тягучие, вязкие шаги. Народ от недосыпа хмур и молчалив.
Это понятно – пятничная прелюдия к охоте всегда затяжная, полна высоких полетов мысли и фантазий, обычно сочетающихся с недюжинной тягой брутальных мужиков к блистательной кулинарии. Что-то первобытное и искреннее просыпается во всех них, когда одни садятся чистить картошку, другие едва ли не наперегонки кромсают морковку и лук, третьи озабочены приправами, а все вместе взятые, как тундровые шаманы, водят хороводы вокруг кострища, где черный кипящий котел, будто жертвенная чаша. И у всех лица такие, будто завтра мама повезет их в магазин за новым мобильником. Или к тете на море.
Еда на охоте, отношение к добыче – это вообще отдельная философия. Как написал один собрат по Сети, «если кто охоту тупо сводит к получению удовольствия от убийства, то пора таким придумать пропуска на птицефабрику». Другой интернетовец грустно добавляет: «Гусь давно превратился просто в развлекалово по принципу «кто выиграет миллион». Десять, двадцать, сто… Тут генерал охотится, там фигуристы и баянисты, а далее вообще нельзя говорить, кто…». Третий признается: «Для меня охота – это костровой дым, кухня, застолье на воздухе, парочки дней хватает, как и пяти-семи уток».
Последнее, сдается мне, ближе большинству. Это не пафос, и не нами придумано. В охотничьем нашем вагончике, раздерганном ветрами и временем, хранится замусоленная книжица под названием «Охота в СССР». Ей 59 лет. В ней советы. «При выезде на охоту заверните спички в непромокаемую бумагу (пергамент), рассчитайте запас крупы…» Какие крупы, вы смеетесь? У каждого в машине газовая плита с пьезозажигалкой, ящики с тушенкой, с питьем, с «дошираками»…
Это даже не обсуждается и редко, за небольшим исключением некоторого питья, даже вытаскивается. Но вот начальная фраза в этой ветхой книжице звучит, как цитата из Ветхого Завета: «Охота является хорошим видом отдыха, развивает любовь к природе, воспитывает в человеке мужество и находчивость, помогает ему стать физически сильным, ловким, выносливым, настойчивым, способным преодолевать трудности и препятствия». Это-то нас и делает охотниками.
Лира в душе играет. Самая лучшая часть осени, когда зелень, говоря словами Константина Паустовского, писателя и охотника, переходит в цвет бронзы. Упадите в подзасохшую траву, окунитесь в ее обволакивающий степной аромат, посмотрите в небо. Оно совсем другое, чем видит око в повседневной, скользящей по поверхности, словно клоп-водомерка, глади.
Небо полно смыслов и оттенков. Самолеты, звезды, облака – они ведь реально живые, они плывут, качаются, и вы, лежа навзничь на земном теплом подшерстке из трав, поплывете вместе с ними маленькой точкой в гигантском космосе. Тут размер не имеет значения. Здесь, как на качелях, у вас перехватит дыхание от восторга и открытия новых ощущений, отличающихся от привычных, обыденных, как пузырьки шампанского отличаются от водопроводной воды.
Сезон не долог. Не упустите.
