На вопросы отвечает доктор исторических наук, профессор Елена Рубинштейн.
– Елена Бертрановна, недавно я читала вашу монографию «Британская монархия в исторической перспективе». Вы разбили свою работу на «прошлое, настоящее и будущее». В истории этого государства происходят великие события. Считанные дни назад Шотландия провела референдум о своей независимости. Голосов не хватило, но тенденция в Европе нарастает...
– Шотландия была самостоятельной страной до 1707 года. Если обратиться к завоеваниям англосаксов, то после падения Римской империи в 5 веке образовалось несколько королевств на территории современной Шотландии. В 843 году король Кеннет Макальмин объединил скоттов и пиктов, что в историографии принято считать началом Шотландского королевства. Чуть ли не тысячу лет Шотландия была самостоятельным государством. Такая история не забывается. Желание шотландцев жить самостоятельно усилилось в 21 веке. Отчасти это объясняется нефтяными богатствами, которые, как оказалось, существуют и могут обеспечить развитие экономики. Так думают националисты. Но до референдума было неясно, сколько сторонников независимости в Шотландии. Предполагалось, что не более 30 процентов. Но когда подсчитали голоса, выяснилось, что соотношение – 45 к 55 процентам. То есть Великобритания была на краю пропасти, и это поняли только сейчас. И в состоянии шока шотландцам были обещаны большие преференции.
– Шотландцы не боролись за независимость до тех пор, пока не поняли, что у них много нефти?
– Всегда боролись, в течение веков. Помните фильм с Мэлом Гиббсоном «Храброе сердце»? Постоянно английские короли пытались завоевать Шотландию. И пример противоположный – шотландская королева Мария Стюарт претендовала на английскую корону, и это стоило ей жизни. А когда (в самом начале 19 века) Ирландия вошла в состав монархии, это стало Объединенное Королевство. На Шотландию же сильно повлиял тот факт, что в 1707 году страна потеряла свой парламент – на три века. Несколько представителей в английском парламенте ничего не решали. Шотландские политики этот вопрос всегда обостряли, и в 1999 году, когда премьер-министром стал Тони Блэр, в Шотландии снова образовался собственный парламент. Но это только подстегнуло всплеск национального самосознания шотландцев.
– Между тем референдум не оправдал надежд националистов. Значит, можно ставить точку?
– Точку никто не ставит, все понимают, что шотландцы будут добиваться максимальной самостоятельности. Если есть столь огромный опыт государственности, его невозможно заключить в какие-то рамки и запретить думать о суверенитете.
– Но, к примеру, Каталонии запрещают. На этой неделе появилась информация, что вице-премьер Испании сказала: референдум, назначенный на 9 ноября в Каталонии, не состоится, так как он противоречит конституции Испании, что «нет ничего выше суверенной воли испанского народа»…
– Здесь другая история: Каталония никогда не была самостоятельным государством. Однако намерение отделиться от Испании существует довольно продолжительное время. В 2001 году я была в Каталонии и слышала разговоры о том, что этот регион кормит всю Испанию, является донором бюджета. И что нужно средства оставлять в Каталонии и добиваться большей самостоятельности. Таков современный взгляд на Испанию из Каталонии. Но в этой части Европы история очень хорошо «потрудилась», переплела границы, судьбы стран и народов. До 15 века было два государства – Арагон и Кастилия. Каталония входила в состав Арагона. Правители Изабелла и Фердинанд вступили в брак, и в конце 15 века Испания объединилась. А потом, когда в Испании не оказалось ни одного наследника престола, стала частью империи Габсбургов. Дочь Изабеллы и Фердинанда вышла замуж за наследника этой империи, а их внук стал императором Священной Римской Империи. Его имя Карл V, известный как объединитель Европы. Сегодня невозможно оценить эти процессы с позиций, что лучше или хуже было бы. В Испании всегда бурлило. Например, в самом конце 19 века страна потеряла свои последние колонии и пережила несколько смен политических режимов. В 19 веке там было пять революций, в 20 веке это продолжилось – свергли монарха, установили республику, потом была гражданская война, далее диктатура, установленная Франко, потом опять монархия. Монархическая конституция не признает референдума, но это не значит, что центробежные силы кто-то остановит. Даже в США жители штата Калифорния называют себя не американцами, а калифорнийцами. Вопрос о выделении не созрел до такой степени, чтобы объявлять референдум, но настроения бродят.
– Почему людям «не сидится» в установившихся границах? Тем более в странах, где, казалось бы, развита экономика и уровень жизни населения высокий.
– Все ищут высшей справедливости, так, наверное, надо понимать. Европейским государствам не нравится политика Брюсселя. Там говорят, что правительство, которое никто не выбирал, навязывает свою волю суверенным государствам. Некоторые прозрели именно в 2014 году, когда пошли в ход санкции, когда экономику Европы тряхнуло ответное эмбарго России. Люди беднеют от действий политиков – это никому не может понравиться.
– Если смотреть в глобальном масштабе: может ли мир выиграть от того, что границы государств меняются, от того, что некоторые страны стремятся в самостоятельное плавание?
– За весь мир вам никто не скажет, это невозможно. Например, США «лучшее будущее мира» видят со своих позиций, где главный фактор они сами. Позиция такая: если США хорошо, то всему миру будет хорошо. Европейцы представляют светлое будущее иначе, чем американцы. Европа сегодня не хочет воевать, ей нужна созидательная жизнь, достаток, социальное спокойствие. Страны Евразийского региона стремятся сегодня устоять перед цветными революциями, избежать участи Ирака, Сирии, Ливии – это их цель на сегодняшний день. В идеале хорошо было бы договариваться о судьбе мира, слышать и уважать друг друга.
– Спасибо.
