Четыре месяца назад он возглавил старейшее в Казахстане научное предприятие – Карабалыкскую сельскохозяйственную опытную станцию. Алмабек НУГМАНОВ – ученик знаменитого Валентина Двуреченского, его правая рука, ученый и администратор. Сегодня мы говорим не только о судьбе СХОС, но и о главных тенденциях развития сельскохозяйственной научной сферы страны.
Алмабек Батыржанович – кандидат сельскохозяйственных наук, ученый, администратор, преподаватель. Совмещал научную деятельность в Костанайском НИИ с работой в институте, но выбрал НИИ. В прошлом году совет директоров Национального аграрного научно-образовательного центра принял решение о назначении Нугманова директором Карабалыкской станции. Он считает, что это интересная задача – объединить науку и производство ему довелось впервые.
Хозяин опытной станции
– Для вас это новый уровень?
– Для меня честь оказаться в этом кресле. Я читал публикации в «КН» о тех директорах, что здесь работали. Это и волнительно, и ответственно – управлять таким кораблем. Да, и насчет уровня вы правы. Для меня это не только серьезное производство, но и пример реальной интеграции науки и производства, новая бизнес-структура. Я бы хотел попробовать реализовать задумки, которые на протяжении моей трудовой карьеры в стенах института появлялись.
– Например?
– Карабалыкская опытная станция отличается тем, что ведет серьезные исследования в создании новых культур зерновых. Хотелось бы, чтобы востребованные сейчас у аграрного сектора иные культуры стали распространяться и у нас – масличные, лен, рапс, подсолнечник, бобовые (сейчас большой спрос на чечевицу, горох, нут). Если бы мы смогли развить семенное производство, было бы подспорье для региона и большое достижение для предприятия. Ну и, конечно, внедрить новые идеи в области земледелия. Нулевые или те, что связаны с освоением цифровых технологий: системы спутникового мониторинга техники, автоматические системы по учету движения зерна на зернотоках, возможность использовать беспилотные летательные аппараты.
– Но ведь это дорого. Рассчитываете на финансовую помощь со стороны государства?
– Мы в этом вопросе находим понимание у руководства области. Сейчас акимом прорабатывается вопрос определенной доли финансирования с помощью Министерства сельского хозяйства. Но мы и сами планируем делать в этом отношении шаги.
– Вы говорили о разработке новых культур. Речь о выведении сортов или адаптации уже существующих?
– Это будет совмещаться. Для того чтобы вывести сорт, нужно несколько лет. Но чтобы покрывать потребности региона в семенах, можно адаптировать другие сорта, в том числе и иностранной селекции. Делать это до тех пор, пока не появятся собственные. Эта стратегия для тех культур, где у нас нет задела собственных сортов.
– Перспективы интересные. А есть с кем их воплощать в жизнь?
– Наши сотрудники вырастают не сразу, проходят ступени от лаборанта до заведующих лабораторий. У нас в СХОС хороший сплав: есть перспективная молодежь и опытные селекционеры, которые передают свой опыт. Считаю, что здесь важна еще и стажировка в ведущих селекционных учреждениях не только Казахстана, но и других стран. Хотелось бы это привнести сюда. Есть планы на расширение взаимодействия с ближним зарубежьем, в этом году планировалась поездка одного из наших сотрудников в Мексику, в Международный центр пшеницы и кукурузы, но по независимым от нас причинам она пока задерживается. Зато сейчас готовим документы для заведующего садом, агробиолабораторией. Он отправится в Израиль, будет изучать интенсивное садоводство, селекционные работы.
Механизм конкуренции
– Насколько эффективна поездка в тот же Израиль? Учиться в стране, которая находится в другой климатической зоне – у нас одни условия, там другие...
– В международном научном сообществе это тесное взаимодействие – коллаборация – очень продуктивно. Оно позволяет обмениваться знаниями, генетическим материалом. Не секрет, что, допустим, гены наших карабалыкских сортов есть в турецких сортах пшеницы. Хотя, казалось бы, условия отличаются. Из любого взаимодействия можно извлечь пользу. К примеру, к нам приезжают ученые из Германии, из Австралии. Иногда они говорят, что видят что-то впервые, хотят использовать это у себя. Это говорит о том, что мы не находимся на задворках мировой науки. Хотелось бы усилить этот эффект, чтобы на него еще больше обращали внимание наши руководители в Астане, чтобы государство поддерживало науку финансово. Мои коллеги, которые бывали в Турции около 25 лет назад, которые посещают ее сейчас, говорят, что за это время страна сделала большой рывок. А ведь Турция ненамного богаче нас. Хорошо, что мы сохраняем те традиции, что у нас есть, но в мире наука не стоит на месте, появляется новое оборудование, которое мы позволить себе пока не можем. Если сравнивать с Европой, США, Австралией, Канадой, мы и раньше их не обгоняли, а теперь разрыв, наверняка, увеличился.
– Тем не менее наша пшеница востребована, идет на экспорт...
– В селекционном процессе применяется много новых методик, но они дополняют наш основной метод – гибридизацию, отбор. Поэтому в целом эксперименты имеют общность у разных селекционеров. Отстаем мы в техническом плане, не по результативности. Испытания показывают, что иногда их сорта уступают нашим в качестве. Но они учатся, видят, что для наших условий нужны другие параметры. И сейчас под нас начинают создавать сорта.
– Выдержат ли наши ученые натиск конкурентной среды? Для зарубежных представителей это естественно, там иной принцип работы: разрабатывают идеи, ищут под них финансирование, презентуют – государству, частным компаниям. А у нас дотируют всех?
– Определенные механизмы мы уже перенимаем. Несколько лет назад дотировали всех. Но сейчас финансирование науки разделено на несколько направлений. Есть программно-целевое, грантовое и базовое. Базовое идет на содержание инфраструктуры. Программно-целевое – конкурсный заказ со стороны государства. Есть еще грантовое – более узкоспециализированное. А вот многоступенчатое финансирование, как в ряде европейских стран и в США, пока не совсем развито у нас. То есть финансирование из разных источников: правительство, округ, штат. Плюс частные фонды. Такого диверсифицированного финансирования у нас нет. У бизнес-структур заинтересованность низкая, не устраивает иметь эффект от вложений в отдаленной перспективе.
– То есть мотивация для выведения новых сортов у ученых тоже низкая?
– К сожалению, у нас практически не работает механизм роялти – вознаграждения за эксплуатацию сортов. Это практикуется во всем мире. А мы пока не подписали международное соглашение, механизм начисления официально не запущен. Если он начнет действовать, это будет значительным стимулом для производства востребованных сортов. Ведь те, кто производит сорта невостребованные, не будут получать роялти. Это еще и мотивация: в мире сорт держится в производстве 5-10 лет, у нас намного дольше. Зарубежные селекционеры не почивают на лаврах – если не появится сорт, который вновь будет востребован, он не будет получать дальше доход. Ученый все время в тонусе. Конечно, не он один. Селекция – коллективная работа. Поэтому учитываются доли процента и для дальнейшего развития лаборатории, и авторские проценты в соотношении с трудозатратами.
Личное дело
– Вы переехали из города в поселок вместе с семьей?
– Да, супруга, конечно же, переживала по этому поводу. Но сказала, что последует за мной. Поддержала. У меня двое детей, старшая учится на 1 курсе медуниверситета, поступила на грант. С ней проще. А сын в 6 классе. Он, наоборот, одобрил эту идею, сказал, что хочет жить в деревне.
– Я слышала, что вы самостоятельно выучили английский. Вам интересно учиться?
– Не могу сказать, что знаю его в совершенстве, но да. Начинал с самоучителей еще советского образца. Для меня в этом отношении пример – известный академик Мехлис Сулейменов, он долгое время проработал в Шортанды (Казахский научно-производственный центр). Он уже в зрелые годы начинал учить английский и в поле даже использовал любой перерыв, брал с собой карманный самоучитель, записи. Каждый день по 10 слов! Я считаю, что учиться надо постоянно. Сейчас к этому нас подталкивает сама жизнь. Есть директора предприятий, которые уже применяют цифровые технологии, есть те, кто не имеет классического образования, но постоянно учится. Такие чаще даже успешнее, им не мешают экспериментировать догмы и рамки. Вот сегодня после обеда поедем с моими заместителями к Юрию Малышко, «Трояна». Опыт перенимать.
– Теперь у вас активный период усвоения нового. И все же... ведь можно было отказаться.
– Думал об этом. Если бы отказался, в будущем жалел бы, что не попробовал. Нужно иногда принять какое-то нестандартное решение, чтобы познать себя. Как это сегодня модно говорить, выйти из зоны комфорта. Я вывел себя из зоны комфорта полностью. Поменял коллектив, бытовые и социальные условия. Буду прилагать все усилия, чтобы получилось.
Здесь я вижу и очень большой потенциал, и много сложностей, проблем. 80% техники изношено, оборудование еще производства ГДР. Обновляться массово пока тяжело, но точечно в этом году уже планируем. Будем надеяться, что приобретения позволят нам справиться со сложностями, которые ставят погодные условия. В этом году снежный покров очень слабый. Анализировали – похожим был 1999 год. Правда, впоследствии он оказался благоприятным по осадкам. Но на это рассчитывать не стоит, нужно делать всё, что от нас зависит. Так что классически: будем готовиться к худшему, а надеяться на лучшее.
