По документам дом Алёны ОСТРОВСКОЙ – Пешковский центр оказания специальных социальных услуг (интернат). Но есть еще дом, где её ждёт мама. Вот только реально ли, однажды потеряв ребёнка, потом вернуть его?
в интернате озабочены этим. Но пока не получается.
Вопрос стопорится из-за денег.
Всё начинается с семьи
Марие Островской 55 лет. Занимается домашним хозяйством. Не выпивает. Живет в поселке Нечаевка Костанайского района. Чтобы приехать оттуда в Пешковку, нужно заплатить за такси 15 тысяч тенге. За всё время, пока Алена находится в интернате, мама смогла это сделать всего раз – перед Новым годом. Приехала вместе со своей родственницей Оксаной Елизаровой. Алена ее называет тетей. В документах на опеку Оксана указана, как «знакомая».
– Мы дальние родственники. Сложилось так, что мы с дочкой остались в полуразрушенном доме, – объясняет Мария. – Мой отец (пьющий. – Прим. авт.) его разобрал вплоть до пола. За долги. Как ребенку там находиться? Вот ее у меня и забрали. А я осталась там. Пока Оксана не позвала к себе.
Сначала Мария жила у родственницы временно, чтобы пережить зиму. А потом стала помогать по хозяйству, присматривать за сыном Оксаны. Да так и осталась с ними. Обе женщины не замужем. Первый муж Марии умер, а второго, говорит, выгнала. Потому что бил ту самую Алену. У Марии есть еще две дочери – 26 и 30 лет. Одна живет в Молокановке, вторая в Костанае. У обеих нет своего жилья.
– Мы хотим забрать Алену к себе, – объясняет дальняя родственница Оксана. – За это время стали одной семьей. На праздники забирали Алену, ей у нас хорошо. Учили ее управляться по дому. Она же все-таки будущая мать. Ходили в лес, на пикник, за ягодами. Всё как в семье.
В доказательство Оксана показывает видео двухгодичной давности. Алена на нем увлеченно занимается ужином. Атмосфера веселая, праздничная.
– Нам сказали: исполнится девочке 18 лет – сможете забрать домой, – продолжает женщина. – Но процесс затянула ситуация с моим домом. Мужчина, у которого я его купила, выпивал и начал опять на него претендовать. Мы судились, но я все-таки доказала, что недвижимость моя. Это и затянуло дело. Но потом всё пошло по плану. Мария прошла медкомиссию, документы стали собирать. А тут нам говорят, мол, Алене нужна отдельная комната на случай, если она будет буйная. Но она не буйная! Да ничего такого, если она будет в комнате с мамой жить. Ну а надо – достроим еще комнату. Я работаю сиделкой при пожилых людях в Костанае. Неплохо получаю. Мария получает пособие. Главное, девочку к нам забрать, в семью!
Пособие Марии и стало главным камнем преткновения в этой истории. Получает она его как инвалид третьей группы. И этот факт стал определяющим для консультативно-совещательной межведомственной комиссии по опеке и попечительству Костанайского района. Ее заболевание входит в перечень, «при наличии которых лицо не может усыновить ребенка, принять его под опеку, попечительство, патронат». Диагноз – «общее заболевание». Объяснить его толком женщина не может. Даже ответить на вопрос, что болит. Ходить ходит. Особых болезней нет. А инвалидность есть. И отказ в опеке тоже есть.
«К маме они все хотят…»
Мы встретились с Аленой в Пешковке.
– Я больше всего люблю помогать. Убираться, собирать вещи, складывать всё. Готовить тоже люблю, меня научили. Но сейчас редко получается. На рукоделие хожу, нравится. Бисером вышиваем. У меня сейчас картина ангела. Сложная, – рассказывает 19-летняя девушка. Алена немного картавит, но смотрит открыто и дружелюбно. Ее диагноз – легкая умственная отсталость. Плюс врожденный дефект носа – отсутствует его кончик. С 11 лет она жила в Костанайском психоневрологическом интернате. С 18 лет – в Пешковке.
– Я хорошо общаюсь со своей родной мамой... И хотела бы жить с ней. Но, наверное, не получится... – резюмирует дочь.
А врач-психиатр Пешковского дома-интерната Раду Гаврилой отмечает: «Я не знаю подробностей, не видел карточки мамы, но такой диагноз обычно ставят «нашим» пациентам. Просто «общее заболевание», без уточнения. Подразумевается психика. Значит, у мамы тоже есть какие-то проблемы по этой части. А к маме они все хотят... Это объяснимо. Они же у нас все как дети. Есть женщина, которой за восемьдесят, а она всё ждет, что за ней придет мама...»
Деньги или человек?
И еще момент. В интернат и в редакцию пришло письмо от родных Алены. Его содержание примерно следующее: девочка выглядит неухоженно, неприятно пахнет, жалуется, что ей дают лекарства. Копии этого письма направлены в Генпрокуратуру и Минздрав РК. Письмо, кстати, написано очень грамотно. Не похоже на речь Марии. Оказалось, его писала юрист Вера Макарова. Она помогает Оксане и Марии вернуть Алену.
– Мы не решаем, где будет жить человек, – говорит директор дома-интерната Дамира Абельдинова. – Мы принимаем его или отпускаем домой. Всё – с разрешения комиссии. Если бы комиссия решила, что маме можно доверить дочь, то, наверное, определила бы Алену к ней. Мы не препятствуем, когда есть разрешение. Другое дело, что иногда родственники забирают наших подопечных ради депозита. Когда человек живет у нас, сумма поступает к нам. Мы ее тратим на содержание подопечного. Всё через электронные госзакупки, всё прозрачно. А когда человек уходит, то вся сумма уходит семье. Зачастую накопления исчисляются миллионами. Есть случаи, когда человека забрали, деньги потратили, и он больше не нужен. Попасть обратно к нам он уже не может. Потому что очередь большая.
Кому верить?
Общее настроение в интернате: «не понятно, с какой целью они еще хотят ее забрать…» О накоплениях Алены мы с мамой и тетей поговорили. «Если они думают, что мы претендуем на деньги, то пусть оставят их у себя на счету. Мы готовы их отдать. Главное, чтобы девочка жила в семье», – такой ответ получили.
Справедливости ради надо отметить, что женщины действительно производят благополучное впечатление. Дома чисто, тепло и уютно. О том, что они нуждаются, не скажешь точно. Держат небольшое хозяйство – кроликов, поросят. Но их слова о том, что в интернате Алене плохо, не подтверждаются. Выглядит она опрятной и ухоженной. Челка подстрижена, одежда чистая, настроение отличное.
Специалист по социальной работе интерната Людмила Сорина самыми опасными называет высказывания мамы и тети о том, что «Алена же будущая мать и жена».
– Они не понимают, что девочка недееспособна. За ней нужно постоянное наблюдение врача. И разговоры о том, что она может завести семью, нереальны. Наоборот, это пагубно и опасно. Поэтому хорошо, что комиссия всё решила именно так.
В итоге семья говорит плохо про интернат, а в интернате о семье отзываются не лучшим образом. Кому верить?
Юрист Вера Макарова считает, что единственный выход у родных Алены – оформить опеку на Оксану, раз на маму это сделать невозможно. Семья уже начала собирать документы. Между тем психиатр Раду Гаврилой отмечает: «У Алены такая особенность: она может радоваться, а потом уйти в себя. Перепады настроения нормальны. Другое дело, что вся эта ситуация ее расстраивает. А кому от этого хорошо?»
P.S. Мы поинтересовались, можно ли девочке восстановить кончик носа? Понятно, что внешний вид усложняет ее жизнь. Работники пешковского интерната этим вопросом занимались. Заключение Федоровской ЦРБ звучит так: «Медицинской необходимости в операции нет». Есть только эстетическая. А на нее в бюджете интерната денег нет. И в облбольнице руками разводят: на эстетическую операцию квот нет. В Затобольской клинике тоже отказали. Есть надежда на еще одну частную, но и она тает: дорого стоит эта медуслуга. «Мы надеемся, что нам пойдут навстречу. Все-таки девочка из интерната, но, видимо, больницы тоже себе такого позволить не могут», – говорит директор интерната. Найти бы спонсора…
