«...Когда в Сибирь сослали, как только нас, маленьких детей, не обзывали. «Немцы, фашисты», – с горечью вспоминает костанайская пенсионерка. – И снежками закидывали, и колотили. Обидно. Ведь мы не по своей воле в Германию попали».
а Валентина встретила свою любовь.
«Куда везут? На смерть?»
Наша героиня родилась за год до начала Великой Отечественной войны в Яшалтинском районе Калмыкской АССР. Там семью Валентины КЛИНГ и застигла война. Врасплох. В апреле 1943 года их с захваченной фашистами территории отправили в Германию. «Нас у отца с матерью четверо ребятишек было, мал мала меньше, – вспоминает женщина. – Братья постарше меня, 1934 и 1938 годов рождения. Только один, самый младший – 1942 года. И всех нас посадили в товарняк. Помню, только соломы немного в вагоне, везде дыры, дует, холодно. Куда везут? Зачем? На смерть?..»
Отец Валентины Ивановны был русским, мама – немка. Еще совсем молодая пара. Глава семьи в годы войны работал бригадиром тракторной спецбригады. Он не мог оставить технику, был приказ: если и отступать, то только вместе с комбайнами, от них ни на шаг. Внезапная атака немецких войск и... семья оказалась в плену. Всех отправили в Германию. Повезло, что попали не в концлагерь, как другие из их поезда, а в пригород Ашаффенбурга, Западная Германия. Там было небольшое поселение для пленных, которых использовали в качестве разнорабочих. Отца сразу отправили на лесоповал.
«Мама тоже постоянно уходила на какие-то работы. Мы жили в большом железном бараке, до сих пор его помню, – рассказывает Валентина Ивановна. – Нары, нары. Мы, маленькие, на нижних полках, постарше – на верхних. Немцам нужны были молодые работники, поэтому и в бараке жили только молодые люди и дети. Помню, что не голодали, нас чем-то кормили, даже рыбий жир давали. К концу войны живы все остались. Когда наши наступали, бомбили Ашаффенбург, мы прятались в подвале. И в ноябре 1945-го вернулись домой... Тогда отца и стали таскать: почему попал в плен? Как допустил такое? Мол, нужно было умереть. А мы выжили».
«Те бараки до сих пор стоят»
Всю семью отправили в Сибирь. На десять лет. Там родились еще четверо братьев и сестер. И даже им доставалось. Старшие дети, кто был в Германии, время от времени говорили на немецком. За это местные и шпыняли. «Когда в Сибирь сослали, как только нас, маленьких детей, не обзывали. «Немцы, фашисты», – с горечью вспоминает Валентина Ивановна. – И снежками закидывали, и колотили. Обидно. Ведь мы не по своей воле в Германию попали. А в итоге стали на родине каторжанами. Отца несколько раз пытались засудить. Обвиняли во всем, вплоть до того, что, мол, он после плена на тракторе стал работать не так как надо».
В 1956-м их семья поехала поднимать целину в Казахстан. Здесь и обрели вторую Родину. Годы войны постепенно стали забывать, привыкать к мирной жизни. Валентина Ивановна встретила будущего мужа (кстати, черно-белое фото, где она вместе с ним в первые годы их семейной жизни, хранится в ее мобильном телефоне, всегда рядом). Поженились, детей нарожали. Как говорится, обросли корнями. Работала почтальоном, шофером, воспитателем в детсаду, комендантом в общежитии.
В 1995 году Валентина Клинг вышла на пенсию. А на следующий год ей и объявили: вы – малолетняя узница фашизма. «Перед этим, в очередную годовщину Дня Победы, в 1996-м, вдруг приехали к нам домой гости – местная власть: мол, мы вам мешок муки к празднику, как узнице. Я и не знала, что такой статус получила. В трудовую книжку мне в том же году вклеили листок «несовершеннолетний узник фашизма», печать поставили. Правда, сейчас, когда предъявляю в автобусе этот листок, не верят, водители говорят: «Да вы слишком молоды для узницы». И требуют платить по полной. Только один раз мужчина-водитель не стал брать денег вообще. Но это исключение».
Валентине Ивановне со статусом узницы за последние 20 лет из Германии дважды присылали компенсацию. Сначала в марках, потом в евро. А в 2005-м Валентина Ивановна побывала там, где когда-то была четырехлетней девочкой. В Германии, под Ашаффенбургом. «Те бараки до сих пор стоят, только всё в проводах, а вокруг красивые ухоженные домишки, – женщина словно перенеслась на 70 лет назад. – Тогда сама себя спрашивала: неужели это я там была?! Даже не верится. Как будто из другой жизни, не моей...»
