Если не знать о семейных обстоятельствах трех сестер из Кушмуруна, может создаться впечатление, что в их жизни существуют только два безмятежных детских цвета – голубой и розовый. Увы, это не так.
Света и Адиля
Две смешные улыбчивые девчонки. Бойкие, по-детски наивные, но уже втянутые во взрослую жизнь.
– Здравствуйте, это и есть ваша мама?
Мне неловко задавать малышам – семилетней Свете и трехлетней Адиле – этот, с виду невинный, вопрос. Но задаю, потому что теряюсь в догадках.
– Да, – отвечают радостно, почти хором девчонки и буквально вешаются на шею своей… тете Дине. Та не отстраняется, улыбается им. Улыбка у женщины приятная, немного смущенная. А потом они идут показывать детскую комнату. Широкая кровать, диван. На кровати спят малыши, на диване – старшая, тринадцатилетняя Алина. Когда на каникулы приезжает родная дочь Махначевых (она учится в Костанае), диван раздвигают. Всего в доме две комнаты и кухня. Обстановку трудно назвать современной, но здесь тепло и по-деревенски уютно.
Как-то так получилось, что девочки сами начали рассказывать о родной маме с необычным именем Люция. «Я по ней не скучаю», – выпалила Света. «А я скучаю», – растягивая слова, говорит Адиля. Потом девчонки начинают повествовать, что мама с ними давно не живет, приходит редко, почти всегда поддатая. Понимаю, что это слово – совсем не детское – в их обиходе постоянно.
– Даже на мой день рождения, – говорит семилетняя девочка, – мама Люция пришла пьяная. Правда, принесла торт, но задержалась совсем недолго.
– С какого времени девочки с вами, – задаю вопрос Дине.
– Практически с рождения, – отвечает та. – Например, после рождения Светы Люция ушла через две недели. Две младшие носят одну фамилию, хотя отцы у них разные. Но даже фамилия им досталась от чужого дяди, с которым Люция какое-то время жила. Сейчас Сергей уехал, оставил Дине нотариально заверенную бумагу, что от детей отказывается.
У Алины фамилия родного отца. Но он умер от передозировки – был наркоманом. Пока была жива бабушка Баракия, она пыталась воздействовать на Люцию, пятую из своих детей, помогала присматривать за девочками. Теперь они на полном попечении двух сестер – Дины Жаудетовны и Аллы Жаудетовны. Мужа Дины Николая девочки зовут папой. А он и не против: возит на велосипеде второклассницу Свету в школу (путь неблизкий, для этого надо перейти линию железной дороги). При прощании обязательно спросит, сколько у нее сегодня уроков, и надо ли ее встречать.
Хотя девочки помогают маме Дине, весь объем домашних хлопот на ней (при этом женщина еще и посменно работает). А ведь все это, заключают сестры, должна делать для своих детей Люция. Но та в свои 35 лет только и знает, что беременеет при случайных связях. Деньги на аборты (их было почти два десятка) дают родственники – боятся, что та еще родит. Однажды, рассказывают, не дали – на свет появилась малышка Адиля, и в этом Люция обвинила их же. Когда была беременна, ее искали с полицией по притонам, нашли, но женщина сбежала. Света и Адиля слушают рассказы взрослых, и по их лицам понятно – к таким обсуждениям привыкли.
Они называют мамой свою тётю Дину, хотя родная мать живет рядом…
Алина
В свои тринадцать лет девочка выглядит достаточно взрослой. Она красивая, очень. И жалостливая. Кто ее мама? Отвечает: Алла, Дина и родная мать – Люция. Большие серые глаза улыбаются, но, кажется, в любую минуту их выражение станет тревожным. Алина единственная, кто точно знает, где сейчас живет Люция. У нее был свой дом, недалеко от сестер, но летом этого года женщина его продала. Алла говорит, мол, специально, чтобы они не разгоняли собиравшихся там «друзей». Где сейчас обитает Люция, первой тоже узнала Алина. Иногда девочка просит у мамы Дины разрешения отнести той молока или творога – Дина не возражает.
Люция
Мы вместе с Аллой Жаудетовной искали дом Люции. Но он оказался запертым. Оказалось, две недели назад она переехала в другой. Говорит, что купила за 150 тысяч тенге, но, скорее всего, на этот домишко документов нет. Окно в доме без стекол, заткнуто подушками. В одной из трех маленьких комнат отвалился потолок, во второй стоит грязный топчан с ворохом старой одежды. Печка дымит, пол не выметен. «С кем ты сейчас-то живешь?» – интересуется старшая сестра. «А! – машет рукой Люция. – Я их всех выгнала». Женщина явно нетрезва. Как и ее гости. За столом сидят мужчина и женщина. Еще один мужчина – молодой, с бородкой сообщил, что недавно вышел после семилетнего срока из зоны. Мелькнула мысль: «Как же сюда Алина ходит? Это же опасно».
Люция пошла нас провожать. Речь зашла о детях. «А что я им могу дать? – сказала женщина. – Я не работаю. У сестры им лучше. Лишат родительских прав? Ладно, я их все равно буду видеть». «А, может, лучше бросить пить и самой воспитывать своих детей?» – «Уже не получится...»
– Ну, ты, если что, звони, – на прощанье говорит Люции Алла. Ей явно жаль непутевую сестру.
– Ладно, позвоню...
Детей жальче...
Это сказала Алла. Именно она позвонила в редакцию, просила помочь. В чем?
Женщина рассказала, что они уже не раз писали в полицию заявления, чтобы Люцию лишили, наконец, родительских прав и оформили опекунство на Дину. В таком случае они будут получать опекунские деньги. Ведь дети растут. Вещи для них сейчас собирают сослуживцы Дины и Николая. Но потом девочкам надо учиться, да и расходы на их содержание вырастут. Однако, говорит Алла Жаудетовна, все их обращения остаются без реакции. Сестры вспоминают, что в прошлом году к ним приходили из школы, где учатся Алина и Света. Но, по их мнению, педагоги в сложившейся ситуации не увидели ничего страшного. Тем более что девочки хорошо учатся и претензий к ним нет.
Действительно, нет, подтвердила директор школы №121 Галина Ивановна Сухотеплая. Света бесплатно питается в школьной столовой. Галина Ивановна вспомнила, что Люция была ее ученицей, училась хорошо, и что с ней такое произошло – объяснить трудно. Семья на учете в школе не состоит. Может, предположила директор, в полиции, у инспектора по делам несовершеннолетних?
– Нет, – сказала нам инспектор по делам несовершеннолетних Кушмурунского отделения полиции Дина Абдуллаева. – Акт обследования жилищно-бытовых условий мы делали. Мама сказала, что детей заберет, что все у них будет. Органы опеки и попечительства в курсе...– услышали мы от полицейского.
Позвонила в отдел опеки Аулиекольского отдела образования. Услышала от сотрудника этого отдела Светланы Рудик:
– Сказать, что мать пьет злостно, нельзя. И потом, от детей она не отказывается. Говорит, что они с сестрой договорились. За этой семьей социальные педагоги наблюдают, мы будем контролировать, вызовем маму на комиссию по делам несовершеннолетних. Лишать мать родительских прав по этой семье нет смысла. У них там свои разборки...
Если бы мы сами не встречались с Люцией, если бы не видели дом, в котором «все будет», наверное, можно было бы и поверить словам инспектора. Педагоги в школе, правда, говорили, что в поселке много других семей, где все еще хуже (!), но, честно говоря, это трудно представить. Галина Николаевна даже объяснила, почему в Кушмуруне с его девятитысячным населением стало так много неблагополучных семей. Когда предприятия железной дороги значительно урезали штаты рабочих, когда угольный разрез встал, жители, которых можно отнести к культурному пласту, уехали. А вместо них прибыли социально неблагополучные из развалившихся совхозов. Такие семьи считаются временно оказавшимися в трудной жизненной ситуации. Но, оговорилась директор школы, в отношении детей Люции, они, возможно, что-то недосмотрели. С просьбой помочь оформить опекунство на родственников к ним никто не обращался. «Помогу, чем смогу», – резюмировала она.
На фоне этой семейной истории вспоминается недавний телесюжет. В Норвегии мать случайно задела у ребенка молочный зуб и он выпал. Где на следующий же день оказался ребенок? Его передали под опеку в чужую семью. Для нас это, можно сказать, дикость. Оправдывает такую практику только одно: интересы ребенка. Выходит, что у Алины, Светы и трехлетней Адили интересов нет?
