ЗАВТРА Костанайской городской детской больнице 70 лет. Про юбилей, педиатрию и судьбу говорим с заслуженным врачом РК, отличником здравоохранения СССР, председателем общественного совета благотворительного проекта «Жизнь на ладони» Купей МАЛЬЧУБАЕВОЙ, которая долгое время руководила нашей детской больницей.
Спасибо городу
– Я родилась в селе Москалевка Аулиекольского района. Папа работал скотником. Участник ВДНХ, разводил тогда ту породу коров, которую мы сегодня завозим из-за границы. Когда мне было три с половиной, отцу предложили работу личного кучера директора Кустанайского треста совхозов Мачнева, и семья переехала в Костанай. Думаю, что моя интеллигентность, грамотность, образованность – всё от города. Не знаю, что бы получилось из меня, останься семья в селе. Я благодарно всё впитывала. В школе считалась активисткой. Учительница Нина Яковлевна Дмитриенко, читая мои сочинения, думала, что я стану журналистом. Я много читала, до сих пор знаю наизусть «Слово о полку Игореве», Пушкина, Чехова. Но я выбрала Алматинский мединститут и педиатрию.
– Хирургия и терапия не привлекали?
– Я понимала, что хирургом не стану. Женщина, да еще ростом маленькая. Терапевтом не хотела. Взрослому пациенту попробуй поставь диагноз: наврет с три короба, додумает на ходу. А ребенок не обманывает. Болит – плачет, не болит – веселый. Я даже об узкой специализации не думала. Хотя могла уйти в диагностику. Мы первые в области получили УЗИ-аппарат.
– Диагностика нынче модное и прибыльное направление и в педиатрии.
– Деньги не самое главное в жизни. Я в 58 лет ушла на пенсию и больше не работала нигде. Просто по принципу: «Падать – так с коня!» Устала, проработала 25 лет в больнице, 17 из них – главным врачом.
– Купей Абдрахмановна, родители повлияли на ваш выбор профессии?
– Нет, это было мое желание. Мама была безграмотной, занималась домом. Отец, обученный мусульманской грамоте, поддерживал выбор своих детей. Верующий человек, мулла, как потом мы узнали. Тогда эти вещи нараспашку не выставляли. Мама была строптивая, как я, а папа порядочный, правильный. Родители прожили в Костанае, пока все дети, а нас было трое, не закончили школу. Сестра закончила пединститут и уехала в Актюбинск, брат, ветеринар, остался в Костанае. Когда в 1959 году и я уехала учиться, родители вернулись в деревню, умирать. Хотя в городе давали благоустроенное жилье, их это не интересовало.
Особый народ
– После вуза я вернулась в Костанай. Два года в районе поработала, следующие семь врачом-ординатором в альма-матер – в областной больнице. Там было детское отделение. И все, что знаю и умею – этому научилась там. Рядом были замечательные хирурги, терапевты, и я внимала всему, потому что в районе учиться было не у кого.
– Вы говорите, дети не врут, но при этом они не всегда могут сказать, что и как болит.
– Да, ребенок не скажет. Педиатр должен увидеть причину по его страданиям. Послушать, поперкутировать (перкуссия – простукивание отдельных участков тела и анализ звуковых явлений, возникающих при этом. – Прим. авт.) сейчас, увы, не модно. Ребенка, между тем, надо осматривать комплексно. А мы от этого уходим, надеемся больше на аппаратуру. Можем не заметить, что ребенка беспокоит, можем не знать, как он родился, что было с матерью во время беременности. Нервничала она или нет, болела ли. От плохого семени, говорят, не жди доброго племени.
– С ребенком же нужно еще контакт найти...
– Педиатры – народ особый. В нас нет жестокости, больше доброты, милосердия. Всегда всем говорила, что к маленькому пациенту нужно относиться как к собственному ребенку. Я и сегодня не могу пройти мимо слез ребенка. Иду по улице, мать тащит плачущего ребенка, игнорирует его состояние. Но он же почему-то плачет, протестует, а это бесследно не проходит ни для его здоровья, ни для душевного благополучия. Детей надо воспитывать лаской.
– Своих так растили?
– У моих детей было свободное воспитание. Слава Богу, они, хоть и росли с ключом на шее, вышли хорошими людьми. Но по моим стопам не пошли. Я же на работе с утра до позднего вечера. Могла уехать в командировку в район на месяц. В семь утра уже была на работе. Заходила сразу в реанимацию, смотрела тяжелых детей. Если знала, что кто-то умер, понимала: у кабинета меня ждут родители.
– Тяжело сообщать о смерти ребенка?
– Очень. Первый удар принимаешь на себя. Родители всегда считают, что их ребенок должен был жить, и это естественно. Берешь себя в руки, объясняешь – реакция разная. Горе ищет виновных.
– Но ведь врачи и вытаскивали тяжелых детей...
– Многих. И тогда, и сегодня. Просто за стенами не видно. В детской горбольнице есть отделение реанимации. В него надо вовремя попасть, и Федор Фридрихович Штейгервальд постарается не упустить шанс на спасение. Медицина сложна как мир. Легко рассуждать с позиции: виноват врач. Это меня всегда коробит. Я даже за своих педиатров вступалась в защиту. Врачей нельзя сажать в тюрьму! Это вам не грабители и не убийцы! Понимаю, когда помощь не оказали. Можно расценить как халатность. Но смерть на операционном столе... Ну не справились врачи, оказалось все сложнее, чем думали, сложились непредвиденные обстоятельства. За это судить? Вы были в операционной? Это же как поле сражения. Врачи до последнего бьются за пациента. Борьба может часами длиться.
– Может, не умеют врачи правильно разговаривать с родственниками?
– И это тоже. Мало времени выделяется на прием, постоянные реформы... Нужно иметь большое терпение. Врачи стараются, вижу. Артистов превозносим, а врачей, спасающих жизни, лишь раз в году чествуем. А ведь сколько у нас героев среди них. Кто их знает, тех же педиатров?
– Общаясь с медиками, поняла, что врач не профессия, а образ жизни. Согласны?
– Да, врачи живут работой. Приемы, операции, дежурства... Неважно, кто перед тобой, враг или друг – надо помочь. Если у врача нет внутреннего чутья, это не врач, особенно в педиатрии. Я знала многих врачей, назначающих немало антибиотиков. У них не было чутья. У большинства оно врожденное, но его можно и приобрести, впитывая опыт коллег.
– Неонатологи считают, что выхаживание глубоко недоношенных младенцев по стандартам ВОЗ ведет к их инвалидизации. Есть в этом правда?
– Это палка о двух концах. С одной стороны, гуманизм – спасаем жизнь, а с другой – плодим слабое, нездоровое поколение. С этим как раз и сталкиваемся в проекте «Жизнь на ладони», в комиссию которого вхожу. Просто помогаем вместе со всеми костанайцами тем, кому помочь еще можно.
Болею душой
– Я двадцать лет не работаю, но знаю, чем живет городская детская больница. Душой за нее болею. И не понимаю суть реформ, объединяющих детские и взрослые больницы. Существенного экономического эффекта нет, а доступность медпомощи снизится. Экс-министр здравоохранения Тамара Дуйсенова сказала, что у нас низкая исполнительная дисциплина, слабый мониторинг, отсутствие настороженности в отношении инфекционных заболеваний. Оторван Минздрав от нужд общества. За примером далеко ходить не надо. Накануне 1 сентября проезжала через Камыстинский район. Увидела троих мальчишек. Пришли из села что-то купить в киоске при автозаправке. У одного из них голова в болячках. Похоже на паршу (заразная кожная болезнь, гнойные струпья под волосами. – Прим. авт.). Спрашиваю, почему мальчик не лечится, завтра в школу идти – не возьмут. А он говорит, что у мамы нет денег ехать в Костанай... Теряем село.
Оно и так нынче беззубое, почти без аптек. Раньше была диспансеризация. Фельдшера школьных здравпунктов выявляли больных детей, присылали к нам. Из детсадов группами детей возили на процедуры оздоровления. Стоматологи регулярно ездили по школам. Сколько ни просила дать детской стоматологической поликлинике новое здание – ничего. Единственное, к чему прислушались – к просьбе построить общежитие для медколледжа, и то после задания Президента РК в этом году.
– Значит, идею объединения детской и взрослой больниц не одобряете?
– Сейчас хотят холдинги делать. А детская объединенная больница, в которой я работала, и была по сути таким холдингом. В нее входил стационар на 250 коек, поликлиники города, здравпункты школ и детсадов, молочная кухня, специализированная поликлиника. 500 сотрудников, более ста врачей. Организовали отделение восстановительного лечения, построили баню. В поликлинике был бассейн, ЛФК, соляная шахта. Из садика в поликлиники возили ослабленных детей на оздоровительные мероприятия. Мы выезжали на конференции, учились. Если на участке тяжелый пациент, утром все службы были в курсе. Все было, как сейчас модно говорить, «мониторингом качества медицинской и профилактической помощи». А сейчас какая связь? Нет ее.
Лет тридцать-сорок назад в области дети умирали от дифтерии, крупа, сальмонеллеза. Спасибо прививкам, от которых тогда не отказывались родители, и мы эти болезни победили. А сейчас детство потерялось в составе поликлиник. Врач общей практики боится детей, педиатров мало. Ведь семь лет был закрыт педиатрический факультет. Мы потеряли тысяч пять специалистов. Что ж, сделанного не исправить, хочется смотреть в будущее с оптимизмом. Будем надеяться, что власть имеющие вспомнят, что писал Федор Достоевский. Не стоит высшая гармония и слезинки невинного ребенка. Пусть дети не плачут.
По инициативе проекта «Жизнь на ладони» в 2016 году открылось реабилитационное отделение в детской больнице. Наш проект поддерживает его, оснащает и добивается, чтобы отделение стало реабилитационным центром. Он нужен и детям, и родителям. Однако из-за сегодняшних реформ мы можем его потерять. Вместе с уникальной аппаратурой и подготовленными кадрами. А ведь здоровье детей – это национальная безопасность в будущем.
И еще. Я хочу поздравить с юбилеем и низко поклониться коллективу детской горбольницы, который 70 лет на своих плечах пронес детское здравоохранение на хорошем уровне. Не было бы моих регалий и наград без их поддержки, их работы. Спасибо!
