Если вы не читали в оригинале «Записки о Галльской войне» Юлия Цезаря или не видели Владимира Высоцкого на сцене московского Театра на Таганке, возможно, вам захочется пообщаться с человеком, который и читал, и видел. Сегодня собеседник «КН» – Елена РУБИНШТЕЙН (на снимке), профессор, доктор исторических наук, в настоящее время работает в КСТУ.
Искать глагол
– Елена Бертрановна, вы, как и ваш отец Бертран Иосифович, легендарный НОД, единственная в своем роде для Костаная. Кому еще прислала письмо королева Елизавета II? Только вам! Кто дружит с режиссером Александром Сокуровым и звездой балета Николаем Цискаридзе? Вряд ли у них есть еще друзья в Костанае. Вот и латынь в вашем активе, тогда как большинство довольствуется латиницей…
– На первом курсе исторического факультета МГУ мы изучали латинский язык. И чуть ли не сразу надо было читать Юлия Цезаря и переводить речи Цицерона. Потом я узнала, что хитрецы находили русский перевод, а я читала на латыни. Преподаватель латинского Клавдия Андреевна Морозова сказала однажды: «Лена, я вижу, как вы переводите: начинаете с первого слова, с предлога, а нужно искать глагол, и от него идти, тогда будет значительно легче».
– Отличный совет. Жизнь любит глаголы, действие. Часто ли вам говорили нечто подобное и за университетскими стенами?
– Недавно отец приснился: «Лена, сколько можно ездить на такси, на общественном транспорте? Получи водительские права, будешь сама за рулем, независимая от других». Он имел в виду наши «Жигули». А папа их давно продал, чтобы я не вздумала сесть за руль. Отец снится часто, и мы все время где-то на перроне, а мимо идут поезда.
– Может быть, вас держит прошлое? Единственный ребенок в очень благополучной семье. Как потом оставаться одной после такой опеки?
– Полтора года я просыпалась с одной и той же мыслью: папы больше нет. Не потому, что я не могу себя обеспечить чем бы то ни было. Это была моя семья, кровная, духовная связь, жизнь, очень сильная привязанность друг к другу.
Мамина линия
– Мама меньшую роль сыграла в вашей жизни?
– Ну что вы! Мама, Евгения Сергеевна, ничем не уступала папе. Они оба окончили Московский институт инженеров транспорта, оба прошли войну. Уходили добровольцами. Отец – в 41-м. Мама была на год старше, она сформировала из студенток отряд медсестер. Служила на Волховском фронте в передвижном военном госпитале. И ее мама, моя бабушка Лидия Никифоровна, там же была сестрой-хозяйкой. График такой: трое суток работали, на четвертые на 10 часов давали увольнительную, отоспаться. Мама говорила: казалось, еще шаг и упадешь замертво. Но смотришь, носилкам с ранеными все нет конца, и открывалось второе или десятое дыхание. Рядом Ленинград. Все знали, как страдает город, как он сопротивляется. Никто не мог дать себе поблажку.
Потом это все сказалось и на моем здоровье. Я родилась за месяц до маминого 38-летия. Если провести демографическую экскурсию в лоно семьи, то моя прабабушка родила 18 детей. Жили в Подмосковье, прадед работал на заводе и умер за станком. Девичья фамилия бабушки – Рогачева, по мужу Мишалина. Его в 37-м арестовали и расстреляли. Он был военным, общался с большими военачальниками, это сыграло роль в его аресте. Я это говорю к тому, что и на рождение детей влияет исторический фактор. У прабабушки из 18 детей осталось 12 – четыре сына и восемь дочерей. Никто из дочерей не стал многодетной мамой, у кого один ребенок, у кого – два. Когда отца не стало, я всех своих троюродных снова нашла… У мамы был железный характер во всем, что касалось лично ее, но ей хватало нежности для родных и близких людей.
Природа не захотела отдыхать
– У папы железный характер, у мамы железный, и на ребенке природа не стала отдыхать?
– Природа не захотела отдыхать. Когда я родилась, в Кустанае свирепствовала эпидемия дизентерии, именно младенческой. Меня зацепило в 6 месяцев так, что я была на волоске. Потом – проблемы с позвоночником. Меня оперировал легендарный Илизаров. Не очень удачно, потому что позвоночник не был его профилем. И условий, какие сейчас есть в клинике Илизарова, тоже не было. До меня с позвоночником к нему приезжал великий композитор Шостакович. Родители верили в Илизарова. После операции он, профессор и доктор наук, сам делал мне перевязки. Врачи говорили, что мне надо жить у моря. Один месяц в году жили. Каждое лето ездили то в Крым, то в Грузию, то в Сицилию. Но чтобы переселиться к морю, бросить Кустанай – даже разговора не было.
Мы жили по улице Украинской, сейчас это улица имени Майлина. Здесь я окончила 8-ю школу. В детские годы мама старалась собирать моих школьных друзей у нас дома. Она отлично готовила, на дни рождения приглашали весь класс. Меня хорошо одевали – всё из Москвы, так хотелось родителям.
Москва без соблазнов и пороков
– По-чеховски: «В Москву, в Москву, в Москву!»? На МГУ вас запрограммировали еще в детстве?
– В СССР это было мечтой многих родителей, дети которых учились на пятерки. Великий танцовщик Николай Цискаридзе рассказывал в одной из передач, что мама, физик, нацеливала его на золотую медаль в школе, чтобы в МГУ сдавать всего один экзамен. То же самое говорили мне. Конкурс на историческом факультете был 25 человек на место. Я сдала один экзамен, и в 17 лет оказалась одна в Москве.
– Какой была Москва в конце 70-х?
– Она не была городом «соблазнов и греха», как ныне ее считают. Для меня Москва была театральной. За годы учебы я побывала во всех театрах, на выставках, в консерватории, в известном всему миру зале имени Чайковского. Большой театр и театр Эфроса на Малой Бронной, а также Театр на Таганке я увидела такими, какими уже не увидишь. Тогда они гремели и в стране, и за ее пределами. Владимира Высоцкого я видела в спектаклях «Гамлет», «Десять дней, которые потрясли мир». Не знаю, был ли он гениальным актером, но и сейчас ощущаю, как его энергия, энергетика вдавливали в кресло. Таким был его Гамлет – зал забывал о себе, он жил сценой, Высоцким. Я это испытала на себе. Михаила Ульянова я видела Ричардом III, Марком Антонием и Наполеоном в спектакле Эфроса «Наполеон и Жозефина», где Жозефину играла Ольга Яковлева, истинная звезда Театра на Малой Бронной. Но сегодня я боюсь ходить в театр, чтобы не нарваться на какую-нибудь пакость.
– Вот как! Чья интерпретация классики вам не нравится или кажется оскорбительной?
– Например, мюзикл Максима Дунаевского «Алые паруса». У Грина непоколебимая вера в любовь. В 1942 году, в разгар Сталинградской битвы, на сцене Большого театра, в эвакуации, был поставлен балет «Алые паруса». Ассоль танцевала Лепешинская. Когда она бывала с концертами на фронте, бойцы просили именно этот танец. Образ Ассоль вошел в тот же ряд, что «Синий платочек», «Жди меня», «Бьется в тесной печурке огонь» – образ любви и верности. В упомянутом мюзикле – тоже капитан Грэй, но паруса багровые, а корабль – плавучий бордель.
Алые паруса
– Что несет эта метафора? Что это за символ?
– Уродство нашего времени. Бордель застрял в башке у некоторых творцов – только и всего. Я бы могла рассказать историю Александра Грина, как он шесть лет обдумывал сюжет своей повести. О том, как встречали миллионы зрителей фильм «Алые паруса» с Лановым и Вертинской. Во мне все это живет до мелочей, я имею в виду классику и ее вечные образы. Николай Цискаридзе, выступая в совете федерации, сказал, что нельзя ставить детский балет «Снегурочка» так, что зал – темный до черноты, а Снегурочка – в трусах. Я тоже так считаю: и «Снегурочка», и «Алые паруса» должны быть в каждом детстве, во всей чистоте сопровождать нас всю жизнь.
– Логичный вопрос, Елена Бертрановна, вы тоже ждали «Алые паруса» и капитана Грэя?
– В десять лет я еще не знала про Ассоль и про алые паруса, но уже понимала, кто мне нужен и что мне нужно. А что – категорически нет. Обо мне все говорили, что я – отличница. Мне ничего не стоило быть отличницей. Трудно было быть, как все, по здоровью. Все детство шла борьба. Может быть, я слишком откровенна, сейчас рассказываю то, чего уже никто и не вспомнит, кроме меня. Как теряла кровь, как меня спасали – врачи, родители. Недавно я услышала такие слова: «Лена, воспитать детей помогло то, что я видел в вашей семье. Мало таких примеров беззаветной любви. Этим я и дорожу до сих пор».
Про счастье
– Мне остается спросить про счастье. По логике нашей беседы счастье – вопрос неизбежный…
– При тех картах, которые сдала мне судьба, если говорить о здоровье, я считаю, что сценарий жизни получился счастливым. И сценарий, и жизнь. Все, что можно, я использовала на 200 процентов. Может быть, у кого-то были лучшие шансы, но он их упустил. А я – нет.
