67-летний Юрий ДОЛЖЕНКО и его супруга Людмила давно и осознанно выбрали стиль жизни, который нынче у всех на устах.
Но если у большинства из нас он со знаком минус, то у моих героев – с плюсом. От поселений, людей и коронавируса их отделяет с десяток километров полузаброшенной дороги и сосново-березовый лес. Чужие здесь не ходят, потому что это территория одного из наших областных лесничеств. По грибы, ягоды и прочую сезонную лирику сюда можно попасть только по официальному разрешению.
Дом Долженко с парадной стороны обнесен высоким деревянным забором, а тыловая часть дворовой территории прикрыта сеновалом и обнесена жердями и металлическими сетками. Много лет назад, когда Юрий Долженко был молод и, безусловно, выглядел деревенским красавцем, сочетавшим в себе силу и ухарство, ни о каком затворничестве он не помышлял. Работал шофером в райцентре, женился, растили детей. А потом, когда автобаза развалилась, пошел в лесники. Не осознанно, а потому, что готов был на любую работу.
Возраст неумолимо подкрадывался к пенсионному. Дети выучились и разъехались: в Германию, Лисаковск и Аманкарагай. «Тот же Лисаковск – хороший, тихий, чистенький город. Хоть завтра могли бы переехать. Но не можем. Прикипели к этому месту», – признается Юрий Николаевич.
Место и впрямь загляденье с туристической точки зрения. Это когда приехал, поел-попил и уехал. Юрий обустраивал его собственными руками. Дом когда-то значился то ли сторожкой при пионерлагере, то ли техническим складом, был предложен ему тогдашним акимом района Федором Филлиповым. «Зачем тебе мотаться за 30 км каждый день? Приватизируй эту развалюху, облагородь, и будет тебе временное жилье». Мужчина так и сделал. Но временное в итоге стало постоянным.
Весной и летом здесь невероятно хорошо. Безлюдье, лесные травы, густой сосновый дух. С первыми осенними дождями и последующими снегопадами путь сюда отрезан. Юрий и Людмила уходят в глубокое автономное плавание. Закупают два мешка муки, мешок сахара, крупы, растительное масло. Дрова для печки, которая не гаснет несколько месяцев. Дом за ночь выстуживается, поэтому каждое утро начинается с растопки. В постели не понежишься, иначе в доме и вода замерзнет.
Ночью не раз встанешь, прислушиваясь к шорохам и вою волков. Потому что в сарае были свиньи, стояли коровки, с десяток кур, на которых вечно нацелены хорьки. Волки не ходили стаями, но один наведывался постоянно: видать, старый был, особо не досаждал, гонимый собаками. Но серый есть серый: глаз с потенциальной добычи не спускал, держа жильцов хуторка в напряжении. Лисы бродили, зайцы в огороде остатки моркови и капустные кочерыжки выгребали – в общем, обычная островная жизнь со всеми ее звериными соседями.
Я был у них не так давно. Стоял хороший весенний день, и в воздухе висел... запах копченого сала. Коптильня-бочка тлела ольховой стружкой, а Юрий вывешивал для просушки готовый продукт. Зима прошла без приключений и потерь: телята в сарае, а огород жаждал тяпки. Я зашел на фазенду в маске, чувствуя себя бактерией, вторгающейся на стерильную территорию. Задавать вопросы отшельникам о том, как жить нам, людям с большой земли, вогнанным пандемией в психоз и страхи, было нелепо.
Городских жителей в леса не переселишь. Мы давно разучились пахать на земле. Таскать бесконечно воду, готовить примитивную, но сытную кашу, греться от печки и не стонать из-за отсутствия горячей воды и теплого туалета. Мы не горбатимся на картофельном поле, панически опасаясь, как бы не остаться без него в зимних погребах. Мы стали частью потребительского общества, где некто все сделает за нас: в школе за детей – техничка, взрослых выручат кредиты, а всех вместе накормят супермаркеты...
Пандемия и ограничения только лишь намеком показали, насколько мы уязвимы, утратив навыки элементарного самовыживания.
