Этот мой звездный репортаж был опубликован сорок лет назад, в апреле 1973-го. Звездный — по названию («Близкие звезды») и редчайшей в те годы теме. Трудно представить сейчас, чего стоило вообще замахнуться на запретную в то время тему, получить разрешение на публикацию и, собственно, реализовать это разрешение. Видимо, сказалась молодость и присущее ей нахальство, когда запреты и авторитеты только разжигают азарт преступить черту. А теперь — апогей той давней авантюры с фоторепортажем из воинской летной части в Кустанае.
… После всех звонков и согласований я, наконец, гордо шагаю по взлетно-посадочной полосе военного и в то же время гражданского аэродрома в Кустанае. Сейчас от боевой составляющей той дороги в небо осталось лишь название — Военный городок. А ведь была тут и воинская часть, и аэродром летного училища, и сам Герман Титов, космонавт № 2, учился здесь летать. В 1955 году он закончил расположенную в те годы в Кустанае 9-ю Военную авиационную школу летчиков ВВС. Герман Степанович написал впоследствии несколько книг, в том числе и о годах учебы в нашем городе («Голубая моя планета»).
Сам же аэропорт в его нынешнем гражданском виде появился у нас аж в конце 60-х годов, поначалу взлетно-посадочную полосу ему приходилось делить с военными. Гражданские Ил-18, а затем и Ту-154 пользовались им вроде как на правах не очень законной аренды. Самолет сел, уже бежит по бетону, а в иллюминаторе видишь ряды бомбардировщиков. Избави бог расчехлить тут фотоаппарат! А я вот добился, меня пустили сюда, разрешили снимать и писать!
Иду, высматриваю героя моей будущей публикации. Эскорт-капитан на минутку исчез по своим делам. Шагаю, блокнот наготове, на груди фотоаппарат марки «Praktika”, сделанный в ГДР (Германская Демократическая Республика), в черном блестящем корпусе и с гордой надписью на нем - «Pentacon”. Этот аппарат тут же заставляет притормозить парочку бдительных майоров в летной форме. «Стоять, - командует один. - Пентагон, - читает на кобуре фотоаппарата другой. - Откуда и почему на нашем аэродроме гуляет ЦРУ? Или Пентагон...»
Смех смехом, но если б не подоспевший капитан, который сопровождал меня по этому запретному полю и имел все полномочия от командования, потянули б меня на допрос. Как шпиона, да еще такого наглого, с фотоаппаратом на груди.
Идем дальше, уже вдвоем, мимо самолетов боевой раскраски, к которым техники в летных комбинезонах деловито подвешивают учебные бомбы. Как и обещали летные командиры, предстояли ночные учебные полеты и бомбометание по неведомым мне целям. Один полигон, все это знали, был в Татьяновке, где на озере ловились отменные караси, другой где-то еще. И вот он-то и был самым проблемным. Как сказали мне, упаси боже, не для печати, на экране самолетного радара карьер Лисаковского ГОКа и учебная цель были очень похожи. И был, понятно, риск метнуть не туда. Но пока обходилось.
За этими разговорами вдруг замечаю под крылом и с солидной такой бомбой на тележке знакомое приветливое лицо. Назову его Иванов, допустим, Иван Иванович. Этот самый Иванов очень увлекался шахматами, частенько общался с нашим корифеем Анатолием Гавриловичем Уфимцевым и регулярно приносил мне в газету заметки про всякие соревнования. По советским газетным законам я должен был или подготовить их в печать, или отвергнуть, если на то были очень веские основания. Помурыжить и забыть в столе было никак нельзя. Во-первых, автор не дал бы, во-вторых, отдел писем бдел, чтоб ни одно послание из народа не проехало мимо газетной страницы. Я много раз уговаривал его подписаться, как положено, допустим, И. Иванов, токарь АТП-1. И всякий раз он уклонялся от этой чести, корявым почерком завершая послание: шахматист-любитель. Приходилось мириться с такой несуразной подписью, вызывавшей из памяти Остапа Бендера и славный город Нью Васюки. Теперь интрига разрешилась, вон какой он любитель.
А целью моего визита на военный аэродром был Саша Соколов, парень из нашего Затобольска. Узнал про него я совершенно случайно, как это чаще всего и бывает с газетчиками. «Кто-нибудь услышит, кто-нибудь напишет, - пел в свое время Марк Бернес про военных корреспондентов. Так оно обычно бывает и в мирной жизни. При всех титанических усилиях придать плановый характер газетной работе, доля случайности в ней все равно велика. И это правильно, никакой план не предусмотрит всех коллизий бытия, обязательно что-то стрясется нежданное. А то, что идет по плану, как правило, не интересно читателю.
Услышав про этого парня, я загорелся написать про него в газете. Сегодня любой читатель хмыкнет и пожмет плечами. «Ну, загорелось тебе, садись и пиши. В чем проблема-то?»
Проблема в цензуре, или, как это тогда называлось, управлении по охране государственных тайн в печати. Кстати, последний у нас цензор, точнее, начальник упомянутого управления, уезжая из Кустаная, оставил мне на память небольшую служебную брошюру: «Перечень сведений, запрещенных к открытому опубликованию». Эта тонкая книжка издания 1987 года и сравниться не могла с толстенными фолиантами более ранних лет, когда запрещалось все. Нельзя было, к примеру, печатать в газете фото, сделанные со второго и выше этажа. Запрещено было даже упоминать хотя бы про вероятность эпидемии, допустим, гриппа. Многие факты можно было обнародовать, но с разрешения определенной конторы. Накопал я, к примеру, новость о том, что мясо сайгаков, которых тогда было немерено в Тургайских степях, стали поставлять на экспорт во Францию (у нас оно продавалось во всех гастрономах по 90 копеек за кило). Пришлось просить разрешения на публикацию у Минсельхоза. Там, в недрах Минсельхоза, моя заметка и сгинула.
С еще одним проявлением цензуры я, помнится, столкнулся на репортаже из нового здания «Кустанайэнерго» - сейчас здесь «Казкоммерцбанк». Так вот, это самое «Энерго» на втором этаже своего здания построило роскошный по тем временам операционный зал с громадным пультом управления всей энергосистемой области. Фишка была в том, что управлять всей этой системой призваны были несколько операторов с помощью ЭВМ «Минск» (электронно-вычислительная машина, кто не знает, то есть комп). Эта самая ЭВМ занимала по-моему, два этажа и была по мощности примерно равна последнему планшетнику моего внука. Цензура зарубила идею на корню, предъявив мне свой талмуд с запретом показа любых ЭВМ в народном хозяйстве.
Жаль, конечно, но в действиях цензоров был свой резон, и дело даже не в ЭВМ. В одном из недавних номеров журнала «Огонек» прочитал любопытную историю. В свое время ЦРУ усиленно пыталось выяснить расположение военных объектов на Урале. Случайная фотография в том же журнале помогла шпионам. На снимке был пульт, подобный нашему, с указанием практически всех заводов Урала. Московские цензоры потребовали заретушировать названия заводов, что и было сделано. Однако в ЦРУ все-таки смогли восстановить их имена и расположение. А ведь был такой красивый снимок...
Героя своего будущего репортажа я нашел, с помощью сопровождающего меня капитана заставил его полазить по самолету, в кабину и обратно, сделал кучу снимков, набрал вагон всяких нужных и ненужных сведений. Так всегда, когда хочешь сделать не репортаж, а конфетку. Кроме главных фактов может понадобиться столько всякой мелочи, что сразу и не подумаешь. Поэтому собираешь все, что доступно, вплоть до имени любимой девушки своего героя. Написал и понес на показ, как и договаривались, главному цензору. Им была в то время Мария Николаевна Ткачева, женщина умная и не чуждая журналистике. На это и был расчет.
Когда я еще только подступался к теме, после звонков в воинскую часть был и с ней предварительный разговор. «Представляете,- убеждал я, - какой получится прекрасный военно-патриотический материал. Парень из нашей Затоболовки в нашем небе!» Мария Николаевна сначала перечислила примерный объем запретов на военную тему, потом подумала и, видимо, прониклась. У людей еще свежи были в памяти первый полет Юрия Гагарина, школьники поголовно хотели стать космонавтами, на худой конец — летчиками. Романтика! «Ладно, - сказала Мария Николаевна, - об этом и этом не пиши, а запреты я беру на себя. Напишешь, приноси, вместе с фото. Что совсем нельзя, уберем, что можно — оставим». И в общем-то, ничего она не убирала, материал пошел в печать практически нетронутым. Редактора остерегла от правки печать цензора, ответсекретарь подивился тому, что этот репортаж вообще дошел до него и разместил текст и фото аккуратно, без сокращений. Так он и вышел, и, мне кажется, не испортил газеты (ее тираж тогда был, кстати, более 100 тысяч экземпляров). Во всяком случае, ни у нас, ни в других областных газетах до того ничего подобного не было. Видимо, срабатывал своеобразный стереотип: все равно ведь никто не пропустит. И не писали.
Добавлю в заключение, что и сейчас редко пишут. Куда-то ушла романтика, звездная профессия стала обыденной, и уже есть обратный пример. Опытный российский космонавт просит уволить его из отряда: нашел более интересную работу. Не буду жалеть о прошлом, у каждого времени свои герои. В свое время пацаны играли в Чапая, сейчас в бандитов и ментов. Когда-нибудь это тоже уйдет в прошлое. И пусть уходит.
Кроме самого репортажа выкладываю небольшую подборку снимков про экскурсию в небо над городом. Среди старых негативов тех времен попалось мне несколько штук и на эту тему. Вот они: счастливые пионэры, как говорила Фаина Раневская, высаживаются из самолета. Вижу, это трудяга АН-24, простой и надежный, как телега. Ребят в организованном порядке привозили из школ и катали над городом. Два — три круга, и посадка. Дети были счастливы, авиаторы довольны. Вот таким нехитрым образом в детские головы тогда закладывалась мечта о романтичной профессии.
