Мы все учили историю, но учили, я бы сказал, какую-то кособокую, пристрастную. Давно закончив университет, я до сих пор помню, когда состоялся первый съезд РСДРП, а когда — второй, и где это происходило. И вот сейчас оно мне нужно, такое знание ? Разве что для общего, так сказать, кругозора. А вот отчего произошла Великая смута на Руси, почему на троне воцарились Романовы, причем надолго, на триста лет, и куда делись потомки Рюрика — понятия не имею. Да откуда бы я знал такое, если даже учебники обходили стороной подобные темы...
Иду по славному городу Кострома, знаковому для первых Романовых, да и для всей России тоже. Передо мною памятник Ивану Сусанину, костромскому крестьянину, одному из героев России времен Великой смуты. Наверное, было бы глупо спрашивать у самых разных людей, кто он такой, Иван Сусанин. Кто же его не знает, в поговорки вошел («Веди нас, Сусанин»). Но я спросил, поскольку и сам был не уверен, что знаю верный ответ. В памяти всплывали какие-то польские оккупанты, которых он куда-то завел, в какие-то дебри, и там они все сгинули. Сусанина потом зарубили саблями, а вороги утонули в болоте. Или заблудились в лесах и их волки съели.
После остроумного сюжета из незабвенного «Городка» вспоминаешь вдруг оперу «Иван Сусанин» и тут же некстати маячит еще одна (другая ли?) опера - «Жизнь за царя». Какого царя, чего ради, чья жизнь? Еще вдруг вспоминается живописная классическая картина — мужики в лесу, с топорами да вилами, называется «Не замай, дай подойти». Но это вроде бы совсем из другой оперы, уже про времена французского нашествия. Господи, сколько их тут было, включая разных шведов и даже литовцев.
Примерно такой же сумбур в голове практически у каждого, кто на прямой вопрос про Ивана Сусанина не задумываясь ответит: да знаю я! А на деле-то никто ничего и не знает, если не считать ученых или любителей оперного искусства. Но, кажется, я начал не с того конца эту историю, которую никто из нас не изучал ни в школе, ни даже в вузе. Начну, как получится, не претендуя на лавры чудесного писателя Валентина Пикуля, но имея в виду просветительскую ценность его книг. Тем более, что тут, в Костроме, куда завело меня «Золотое кольцо», и начиналась история России. Во всяком случае, ее солидный кусок длиною в полных триста лет.
Было ли, не было, но примем за данность, что в какие-то незапамятные времена еще не русские, но уже cлoвeны, кривичи, чудь и прочие племена позвали из северных краев к себе на царство Рюрика, полулегендарную личность. «Земля наша велика и обильна, а порядку в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». Из уст в уста передавались легенды о трех братьях из рода Рюриков, что правили, как могли, государством, которое они назвали Русью. То же и летописи излагали — Ипатьевская, «Повесть временных лет». И не было бы горя в городах и весях, если б не умер однажды последний из Рюриков, не оставив потомков. Бездетный был. И началась с той поры большая смута в государстве.
Кого только не побывало за десяток сумбурных лет на российском троне! Костромской боярин Борис Федорович Годунов и самозванец Гришка Отрепьев, князь Василий Иванович Шуйский и Тушинский вор, он же Лжедмитрий. Сбоку наседали поляки, жаждавшие прирезать себе солидный кусок чужой земли и «людишек» при ней. Был даже опыт коллективного правления — семибоярщина. Это когда семеро самых знатных и, надо полагать, не самых глупых людей из российской элиты взялись руководить государством.
Звали на царство даже польского королевича Владислава, с одним лишь условием — принять православие. А тот сомневался, стоит ли российский трон такой великой жертвы. В скобках отмечу, что позже, во времена Екатерины, подобных сомнений у приглашенных порулить уже не было. В смутные же времена страну просто грабили, драли на части, разоряли и простой народ, и знатных людей, и не было покоя никому. В конце концов и сверху, и снизу вызрело мнение — венчать на царство Михаила Романова, со всех сторон наиболее законного претендента.
Было ему в то время всего шестнадцать лет, и был он «вьюнош» незлобливый, мягкий. Мать будущего царя от греха подальше власти постригли в монахини, отец, Федор Никитич, томился в польском плену. Какое-то время Михаил и мать его, монахиня Марфа (в свете — Ксения Ивановна, из дворян) укрывались в своем родовом селе Домнине под Костромой. И тут их вполне мог захватить в плен польско-литовский отряд оккупантов. Их было несколько, таких отрядов, целью их был вероятный претендент на русский трон. И тут версии дальнейших событий несколько расходятся. По одной из них простой крепостной крестьянин (или сельский староста — по другой версии) Иван Сусанин вызвался показать ворогам, где прячется царевич и повел их в дремучие леса.
Тем временем зять его вывез из села будущего царя с матерью и помог им добраться до Ипатьевского монастыря под Костромой. Там, за крепкими крепостными стенами, они и укрылись. Поляки, открыв обман, изрубили Сусанина, а что было дальше — неизвестно. Скорее всего, по своим же следам они благополучно выбрались из чащобы и продолжили творить свои гнусные дела. Так что разговоры про гибель захватчиков в болотах скорее всего просто миф, сказка. Единственный погибший в этой истории — Иван Сусанин.
Отсюда и название оперы Михаила Ивановича Глинки «Жизнь за царя». Любопытно, что некий высокопоставленный царский чиновник, посмотрев, так сказать, прогон оперы, предложил другое название - «Смерть за царя». Но жизнь оказалась сильнее. В советское время, понятное дело, опера никуда не пропала, но поменяла имя. После революции ее обозвали «Иваном Сусаниным», пытались даже поменять сюжет. Сусанин стал председателем сельсовета, его зять — активным комсомольцем. Ну, а поляки так и остались поляками — как раз шел двадцатый год, армия Тухачевского пыталась штурмом взять Варшаву.
Но что же будущий царь, основатель Дома Романовых? Тут свой сюжет, достойный отдельного рассказа. Царя выбирали не абы как, а по возможности справедливо, учитывая мнения народа из разных российских земель. Провели нечто вроде современного референдума. Желательно, было объявлено, выбирать из «московских родов», поскольку чужеземцам русские интересы чужды. И вот выборные люди из пятидесяти городов единогласно назвали имя нового царя - Михаила Романова.
...Волга напротив Ипатьевского монастыря широка, где-то неподалеку она сливается с рекой Костромой. Станешь на берегу — дух захватывает от речного простора. Катер пройдет, плеснет волной, рыбаки с удочками без улова не сидят, пляжи собирают отдыхающих. Так и тянет окунуться или хотя бы походить по мели, засучив штанины. Стены монастыря немного отступают от берега, возвышаются поодаль — на случай половодья. В 1613 году он выглядел примерно так же, как и сегодня, только не было, понятно, асфальта и аккуратных домишек у набережной.
Была середина марта, 14-е число, весна, можно сказать. Толпы людей во главе с московским боярином Федором Шереметевым под колокольный звон, с крестами и хоругвями, двинулась из Костромы к монастырю. Напрямую пошли, через реку, благо, лед еще держал людей. В монастыре они пали на колени перед Михаилом и слезно просили его принять престол.
«Вьюнош» сомневался, а мать его откровенно опасалась, памятуя горькую судьбу иных предыдущих правителей. В конце концов уговорили, и Ксения Ивановна (она же Марфа») промолвила: «На все воля божья». Вот из того монастыря с 1613 года и пошла династия Романовых. И самое главное — здесь положили конец смуте великой.
На Руси было много правителей, добрых и жестоких, мудрых и не очень. Иван Васильевич, который знаком нам как Грозный, велик государь был, Казань брал, но временами вел себя, как зверь лютый. Особенно когда не мог поделить с кем-нибудь женщину. Михаил же был добр и мягок, а после Смуты нужна была рука крепкая, скорая на расправу. Да и мудрость житейская требовалась. В общем, правили вдвоем, с отцом вместе. Двоецарствие или двоевластие — так это называли. Бывало, под документами две подписи ставили. Летописцы же находили для правления Михаила Федоровича эпитеты хвалебные, одобрительные.
Вот на такие размышления навела меня встреча с памятником народному герою, а потом и экскурсия по Ипатьевскому монастырю. Может быть, изложил я эту историю кратко, схаматично, но и терпение читателя ведь имеет предел. Где-то в том же интернете встретилось мне не очень лестное упоминание Костромы как города, в котором, собственно, и посмотреть-то нечего. Почти все, что было исторического, снесли во времена советской власти. Ну, тут уж как в известной поговорке: «У кого суп жидкий, а у кого жемчуг мелкий». Мне Кострома глянулась совсем иным боком — красивый уютный город, не без проблем, конечно, но у кого их нет? Может быть, Борис Гребенщиков со своей стороны добавил романтического флера своей песней «Кострома, мон амур». «Ох, Самара, сестра моя; Кострома, мон амур...» Да два монастыря, да старая площадь, да Волга и прочее, прочее.
Я нашел для себя здесь много интересного, с помощью, конечно же, экскурсии и коротких вылазок за пределы очерченного ею маршрута.
В самом начале тормознули у вывески «Офис Снегурочки». Думал, шутка, но нет, настоящий офис, правда, закрытый на замок. Нормально, думаю, какая в августе Снегурочка, ближе к зиме, скорее всего, объявится. Если к дедушке своему, к Морозу, не отъедет. А потом уже, когда вернулся домой, мне наши журналисты попеняли: «Чего не зашел, там же наша Оксана Князюк работает, то ли менеджером, то ли запасной Снегурочкой. Оксану помню, у нас она была корректором, теперь вот в Снегурочках. А я и не знал. Жаль.
В Богоявленском монастыре через дорогу идет служба, слышно было, как на высоких нотах поет женский церковный хор. Потому и не иду в монастырь. Неудобно посреди службы вваливаться в храм, и уж тем более нельзя ничего снимать в такой момент. А без фотокамеры что мне там делать? Снимаю снаружи монастырь — он и так красив, на фоне яркого синего неба с редкими облачками. Вот на фоне монастырской семьи потянулась целая семья на велосипедах — тоже интересный кадр. А еще более интересный марширует мимо, и я конечно же упускаю момент.
Скажу словами: две девицы-красавицы в морской форме и в бескозырках промаршировали мимо, и никто даже вслед не поглядел. Видно, где-то неподалеку мореходное училище (Волга же рядом!), примелькались, никто внимания не обращает. А вот бомж бредет в невнятном состоянии полного упития. Ну, такого добра и у нас хватает, как и повсюду в России. С того примерно места, где стою, видится знакомая фигура, указывающая верный путь всем товарищам. Ленин в Костроме непростой, на высоком красивом постаменте. У нас в Кустанае тоже был особенный, вообще без постамента, как бы с народом идущий. Пионеры любили с ним фотографироваться. А в Костроме вот такой, высоченный. И тоже со своей историей.
В 1913 году, когда никто в России ни сном , ни духом не помышлял о близких катаклизмах, в Кострому приезжал император Николай II. Последний из Романовых отмечал здесь трехсотлетие правления династии. К той дате и был поставлен памятник, который, разумеется, при советах снесли, но постамент не тронули, водрузив на него Ильича. Так и стоит он до сих пор, хотя в части народа зреет мнение, что надо бы восстановить все, как было в 1913-м.
Практически не тронут прошлой властью исторический центр Костромы. Сквер, торговые галереи, знаменитая пожарная каланча. И вот же везение — и здесь гулянка и снова День города. Совсем небольшой памятничек, из наших времен, в виде бронзовой таксы с прорезью для пожертвований бедным собакам. Можно присесть на собаку и понаблюдать за тем, что творится на площади. Вот под самой каланчой выходят на переносную сцену «Голубые береты». Совсем недавно были они у нас в Кустанае, и вот снова поют, теперь для Костромы. Народ клубится, гуляет, закусывает, девчонки катают детей на лошадях. Да, самое время закусить, тем более что вот же она, сырная биржа, тоже местная фишка.
Биржа — это конечно громко сказано, на деле же это просто лавка с богатейшим выбором сыров, медовухи, сбитней. Здесь же странный товар, обозначенный как русское народное мыло, черная соль (тоже народная?), и редкие покупатели, в основном из числа туристов. Купили на пробу костромского, но голландского мягкого сыра. Не буду описывать вкус, иначе скажут, что не патриот. У нас мол не хуже. Другое отмечу: продавцы привычно расстроились, что мало у них купили. Вот хотя бы «кружок» сыра взяли, килограммов на десять. Они бы и скидку дали...
Отдельный сказ про уцелевший таки памятник истории, Ипатьевский монастырь. На входе всех женщин две строгие тетки обряжают в необъятные юбки. Женщины уже привыкли и не ропщут. Косынки на головы вяжут, кресты кладут, как положено у входа. И тут как на грех мимо силится прошмыгнуть мужичок в шортах, более уместных на пляже. Ну, типа плавки эти шорты. Тетки с юбками озадачились, что с ним делать, я предложил подержать его, пока оденут в юбку. Они горестно махнули рукой: пусть идет, неразумное создание.
Это еще добрые тетки, позже видел я совсем злого батюшку, который шипел на бестолковых туристов, что как дети малые, не знают никаких церковных правил, будто нехристи какие. Вот это он зря, конечно. Погорячился. А может, просто устал от неграмотных туристов, причем своих же, российских.
Сам же монастырь местами вылизан до чистоты невероятной, непривычной, а местами огорожен для реставрации. Но если кому-то думается, что реставраторы — это седые мужики с задумчивыми взорами, то это совсем не так. Я заглянул за ограждающую ленту и увидел двух девушек в сарафанах. С мольбертами, эскизами, набросками будущих росписей. Это и есть сегодняшние реставраторы.
Вот такая история с народным героем и памятниками старины. А теперь пусть меня попинают (или попеняют) за то, что пересказал общеизвестные факты. Только пусть пеняют те, кто эти факты сам знал достоверно.
Лица России.
Этого парня, вполне обыкновенного на вид, я сфотографировал в одном из монастырей Ярославля. Да он и был обычным парнем, но с музыкальным слухом и мастером на все руки. Идем по свежевыметенной дорожке, может быть, выметенной этим самым парнем, а гидесса тормозит и выкликает
- Андрюша, сыграй нам что-нибудь, ну, ты знаешь...
Откуда-то из подсобки является Андрюша, лохматый парень в джинсах и кроссовках, и
не спеша подходит к рядку небольших колоколов, подвешенных у дорожки. И вот уже плывет по двору перезвон этих необычных музыкальных инструментов. Все замерли от неожиданности — привыкли, что колокол звучит издалека, откуда-то сверху. А тут рядом, звонко, чисто.
Сыграв на колоколах, Андрюша изображает нечто вроде поклона и с намеком, что можно и поблагодарить, если кому понравилось. А вот и прозрачный куб, куда можно положить свою «благодарность». Да почти все и положили.
А звонарь с достоинством возвращается к своим прежним занятиям. Интересно, кем он числится в храме? Плотником? Дворником? Садовником (яблок тут — девать некуда)? В любом случае — хороший звонарь. Талант !
