Старая бабушка, как дитё малое. Бывает, худо ей, и все вокруг плохо. С кем-то не поладила за воротами, или мусора на аллейке у дома накидали, а убирать кто будет? Ну и прочее, прочее, одно за другое цепляется. Жить не хочется, а надо. И что она делает? Правильно, садится и пишет письмо Президенту. И кажется ей, что прочитает Президент ее писульку, и жизнь повернет свой ход обратно, и все опять будет, как раньше было. Вот напишет она такое послание, подумает и порвет. А последнее взяла, да отправила. И стала сухари сушить — в тюрьму собралась.
Письмо получилось длинным, она мне зачитывала выдержки. Хорошо, что по телефону читала и не видела моей мимики. Слушая такое, трудно держать серьезным лицо. Хотя все правильно написала, и про капитализм, и про советскую власть, и как все перелопатить. Если следовать ее ценным указаниям, то надо бы взять все лучшее от социализма и прибавить к этому буржуйские достижения. Как говорят в таких случаях, хочу, чтобы у меня все было, и мне за это ничего не было. Чтобы учили молодежь бесплатно и стариков лечили тоже даром, и чтоб в магазинах все было, но не так дорого, и наркоманов бы не стало. Все эти советы, само собой, были усилены примерами из прошлой счастливой жизни, которую запросто можно вернуть народу.
Ну вот, написала, отправила, приготовила мешочек с сухарями и ждет, когда за ней придут люди в форме. И дождалась. В один прекрасный день звонят по межгороду, приятным женским голосом, и благодарят за письмо. Дошло ее послание до канцелярии Президента, Главу государства ознакомили с советами нашей бабушки и вот теперь позвонили ей, чтобы сказать спасибо. За что спасибо? А за беспокойство, как раньше говорили, и за активную жизненную позицию. Бабуля прослезилась и в растроганных чувствах рассказала про сухари. В столице посмеялись и посоветовали мешок распечатать и употребить на воле с чаем.
Я так понимаю, что всю жизнь она была человеком непоседливым, легким на подъем, и вот на пороге 90-летия силы вдруг покинули ее, и это ее неприятно поразило. Ну никак не ожидала она, что доживет до того, что снег со двора убрать будет тяжко. Звонит к нам в редакцию раз, а то и два в месяц, жалуется. Я начинаю поддакивать, про свои болячки говорить. Тут ее смех берет:
- Да какие твои годы! Я в семьдесят пять лет шифером крышу у дома перекрыла, сама, вот этими руками, и хоть бы хны. А сейчас уже не взберусь по лестнице. Обидно.
Звонит она, чтобы отвести душу, ну и само собой, поговорить про подписку на «КН» или зачитать очередную историю из прошлой жизни, которую она вспомнила. Телевизор она не смотрит, глаза не позволяют, только газету нашу читает и слушает радио «КН». Любит казахстанскую эстраду и не любит хэви-металл и вообще современный рок. С подпиской мы, конечно, помогаем, как можем. Разве ж можно не помочь пожилому человеку, у которого совсем немного радостей осталось в жизни. Дай бог ей дожить и отметить свое 90-летие. Собственно, почти все, что я собрался про нее изложить, она сама уже всем рассказала. Это когда вычитала у нас про конкурс на лучшее письмо года. Премией была подписка на газету, она и расстаралась. Тем более что писать ей было о чем.
Пожила она долго, и пусть дальше живет, а видела немало и все ей кажется, что без ее мудрых мыслей не прожить стране. Пусть сил нету лопатой во дворе лопатить, но стихи к празднику можно написать? Конечно можно, но лучше никому не зачитывать их. О чем я иногда ей прямо заявляю. Не стихи это, а набор слов и мыслей. Она обижается и снова грозится написать про свою прошлую жизнь и чтобы письмо непременно напечатали. И не сокращали.
Тут я, конечно, не хочу повторяться, может быть, кто-то истории эти уже читал в газете. Но я расскажу другие, которых у нас не было, а в другие газеты она не пишет. А одну все же перескажу потом вкратце, чтобы поднять народу настроение. Про военные годы разговор особый. Когда началась война, ей всего 15 лет было. Помнит репродуктор, который громким голосом сообщил страшную новость, было это на центральной площади Кустаная, где сейчас университет. Я видел фото этого приметного для города здания тех лет. С громадными портретами Ленина, Сталина, Маркса и Энгельса. Народ собрался, слушает — не кашлянет никто. Жутко было, как будто поняли все, что нормальная жизнь кончилась. И учеба кончилась, и вообще все теперь будет по-другому.
И тут в разговоре вдруг выясняется, что в школу она пошла, когда семья еще жила в Тарановском районе, а фамилия ее была Вачасова. Что-то щелкает в моем «головном компьютере», и осколки мозаики собираются вдруг в цельную картинку. Сам собой в наш телефонный диалог врезается вопрос:
- Постойте, в Тарановском районе, помнится мне, был совхоз имени Г.Д.Вачасова. Хороший, крепкий совхоз, везде его так и называли: имени Г.Д.Вачасова. Тот Вачасов не родственник вам был?
- Как же, родственник, это был мой дед, Григорий Дмитриевич Вачасов. Очень достойный был человек, коммунист.
Конкретных деталей она добавить не может: или память подводит, или в семье на эту тему особых разговоров не было. Но любопытно мне, что за человек был ее дед и почему его именем назвали совхоз. Захожу на сайт Армана Козыбаева «Костанай и костанайцы», и сразу же нахожу пяток материалов про этого со всех сторон достойного человека. Приехал он сюда в 1911 году, когда в стране разворачивал свои реформы Петр Аркадьевич Столыпин. Тысячи крестьян тогда уезжали в поисках лучшей доли в Сибирь, на Алтай, в Зауралье. И у нас было немало переселенцев из центральной России, из Малороссии.
Село Павловка, где поселился Вачасов со своей большой семьей, было волостным центром. Был он портным по профессии, но особым достатком похвастать не мог: на руках девять ребятишек и старые мать с отцом, попробуй прокорми всех. А тут еще началась война с Германией, оставил Григорий Дмитриевич иголку и взял в руки винтовку. Домой вернулся, слава богу, жив-здоров, но другим человеком, в окопах хорошо с большевиками пообщался. И вот он уже сам объясняет крестьянам, как можно и нужно изменить жизнь к лучшему.
В начале 1918 года советская власть докатилось и до Павловки. В январе в волостной центр съехались делегаты от бедноты из окрестных деревень, и первым председателем волостного исполнительного комитета они избрали Григория Вачасова. Я не знаю, чем конкретно занимался Вачасов и его исполком, чем он так досадил местным богатеям, но злобу на него затаили многие. Скорее всего, чистили большевики амбары в пользу голодающей столицы, собирали конные отряды в поддержку Красной армии. Но в апреле 1919 года, в такой же примерно день, как сегодня, Кустанай захватили колчаковцы, и отряды карателей растеклись по селам, станицам и аулам, и стали наводить свой «порядок».
Вачасова выдали конкретные люди, которые, если верить документам, потом понесли заслуженное наказание. Но это было потом, тогда же Вачасова всю ночь пытали, а утром согнали народ в центр Павловки и на глазах односельчан повесили. Похоронили его в братской могиле, на которой уже в советское время поставили обелиск. С соответствующей надписью, конечно, «Никто не забыт, ничто не забыто. От благодарных потомков». А имя Г.Д.Вачасова присвоили совхозу гораздо позже, в 1967 году, приурочив это событие к юбилею Октябрьской революции.
Такой вот исторический экскурс получился, может быть, не очень кстати, не про Вачасова сегодня речь. Но как обойти стороной этот эпизод истории, не такой уж далекий, но теперь совсем забытый? Будто и не было ничего, ни крестьянских бунтов, ни карателей, ни настоящих героев с той и другой стороны. Наши люди, кустанайцы, белые, красные, какие там еще - искренне верили, что сражаются за правое дело. Можно только сожалеть, что столько народу погибло в то страшное время, когда, бывало, в одной семье делились на своих и чужих. Ладно бы, на внешнего врага ополчились, а тут свои своих же изводили.
Но вернемся к изначальному сюжету, к нашей бабушке, которую мы оставили в самом начале войны. Было ей в 1941-м ровно 15 лет. Отец ее, Семен Григорьевич Вачасов, перед началом войны, еще одной и тоже с Германией, работал кучером, возил директора хлебозавода. Уходя, попросил его взять дочь на работу в пекарню. Как чувствовал или понимал, что раз война, то обязательно хлеба не будет. По словам Валентины Семеновны, голодать она в пекарне, конечно, не голодала, но учет был строжайший. Лишнего сухаря не съешь и не вынесешь. Тесто месили руками, по три мешка муки зараз высыпали в громадную колоду и месили. К концу смены руки становились как та колода, деревянными.
А люди, конечно, были разные, сразу и не поймешь, кто рядом с тобой. Помнит, как уже под конец войны попросил директора кто-то из рабочих дать ему обтрусков с мешков, семья, мол, голодает. Обтруски, чтоб понятно было, это остатки муки в пустых мешках, что случайно осели на складках да швах. Их потом аккуратно вытряхивали и собирали отдельно. Ну, человеку пошли навстречу, как же не помочь, если семья голодает? А он вышел на базар и начал эту муку продавать стаканами. Его, конечно, патруль прихватил, начали в милиции вопросы задавать: кто такой, откуда мука. Дошли до директора, который поимел за свою доброту кучу неприятностей.
Каких именно, она уже не помнит, то ли посадили человека, то ли просто попросили с работы. Хотя, было дело, все порывалась и про этот случай рассказать в газете. Но не получилось сразу, а теперь уже и сама забыла, как там все было. Если кто-то случайно слышал про эту историю, пусть меня поправит. Но как война закончилась, помнит хорошо. Люди радостные бежали на площадь, слушали по радио Левитана, обнимались, смеялись. Отец, когда пришел с войны, построил дом, устроился на работу. А Валентина пошла на курсы бухгалтеров, потом поступила заочно в финансовый техникум в Алма-Ате. Отучилась, надо было ехать за дипломом, но свекровь, говорит, не пустила. «Хочешь быть грамотнее мужа?» Оказывается, и так бывает. С мужем потом рассталась, а диплом так и не получила.
И тогда она пошла в автошколу. Ничего героического в этом своем поступке она не видит. Много мужиков не вернулось с войны, кому-то надо было шоферить. Это же не в плуг впрягаться, как в войну бывало, а просто баранку крутить. Правда, руль на грузовике тяжеловат для женских рук, никаких гидроусилителей, как сейчас, не было. Но как пересела на Газ-69, стало полегче. Машины она любила, хотя первую, конечно, разбила. Хотела затормозить, а педаль провалилась до пола. Как потом выяснилось при разборе полетов, виноваты были слесаря, тормоза подтекали, система завоздушилась. Пошутили так или просто недосмотрели, не важно, зато водителю урок на всю жизнь. Сам смотри, на чем ехать собрался.
Шоферила в городе, потом позвали в совхоз «Белозерский», вроде как в продолжение целины. Доверили газик, возить специалистов, и тут начался натуральный цирк. С кем ни поедет, жена того тут же бежит с разборками: куда моего мужика повезла, зачем, почему так поздно приехали. Доходило до того, что по домам ходила, предупреждала: сегодня твоего на отделение везу, по делу, не против? Поначалу женщины возмущались таким водителем, потом вдруг все кардинально поменялось. С мужиком за рулем агроном поехал, вернулся заполночь и оба сильно под градусом. Когда с ней — домой едут вовремя и трезвые. Стали женщины, наоборот, привечать Семеновну, успокоились. Такая вот история тоже была.
Здесь же ее избрали председателем профкома, рабочкомом, как тогда говорили, и стала она на этом газике возить сама себя. Вроде как впервые в жизни в начальники попала. Из того времени запомнилась народная женская дружина и уборочные дела. Вон они на снимке какие, маршируют под ее командой. Даже форму всем одинаковую пошили. Патрулировали у клуба, за магазином присматривали, все с пьянством боролись.
А по осени, как уборка начиналась, садилась Семеновна на комбайн. Правда, легкий был комбайн, без копнителя, косил зерно только на свал. Мужики потом на других комбайнах валки подбирали, молотили. Деньги? Какие там деньги, трудодни одни, палочки в тетрадке и натуроплата зерном по окончании уборки. Да и зерна того не густо доставалось. Потом в город вернулась, тоже шоферила, была на хорошем счету в комбинате бытового обслуживания. Даже фото ее, говорит, висело на Доске почета возле горисполкома. Ну, это понятно, женщина за рулем, трудится без простоев, машина в порядке, чего не повесить? Сейчас, понятно, той доски нет и в помине, другие времена, другие порядки. На пенсию она уходила из Тепловых сетей, там ее помнят, на праздники всегда поздравят, иной раз даже премию выпишут.
А ей все не сидится в своем дворе по улице Наримановской, все кажется, что без ее советов жизнь остановится или пойдет не тем путем. Можно посмеяться над ее советами, кому они нужны сегодня? Ну, кому-то, может быть, и сгодятся. Много чего видела она, хорошего и плохого, доброго и злого, есть о чем рассказать.Тут вам и Гражданская война с ее героическим дедом — в виде не очень внятных воспоминаний о рассказах отца. Тут и Отечественная, к которой она конкретно причастна, отчего именуется ветераном тыла. И конечно же целина, любимый «газик» и баранка в руках и, самое главное, чувство, что ты нужен людям.
Может быть, это чувство и держит ее в жизни? Пока нужна, живет, и к празднику готовится, к Дню Победы. Наверное, опять напишет стихи по такому случаю. А может, вспомнит еще что-нибудь, какую-нибудь историю, напишет и будет каждый день напоминать, чтоб напечатали и ничего не сокращали. Ну, посмотрим.
А насчет старой бабушки в первых строках я не оговорился, как хотел, так и написал. Ну, старая, куда возраст денешь, скоро девяносто стукнет ей. А бывают и такие, что попробуй назвать ее бабушкой, она тебя тоже назовет. Надолго запомнишь.
На снимках: марширует народная женская дружина совхоза «Белозерский», сама она среди выпускников бухгалтерских курсов, на праздничной демонстрации 7 ноября, она же — водитель фабрики бытового обслуживания.
А больше, говорит, и нет фотографий, кто ни возьмет посмотреть, одной — двух потом не досчитаешься.
Владимир Моторико.
Фото из домашнего альбома Валентины Семеновны Захаровой.
