Он родился сто лет назад в ауле Кумтюбе, в бедной крестьянской семье, о чем даже не раз получал соответствующие справки. В те времена, которые выпали на его долю, социальное происхождение имело величайший вес. Из крестьян, из бедных, значит, свой, можно доверять. Чуть побогаче, отару овец держит и шанырак в юрте высок, надо присмотреться, что за человек, и не таит ли чего враждебного.
В этом плане Шагатай Таскужинович Таскужин был кристально чист, хотя, если приглядеться, среди его предков встречались и непростые люди. Сам он он узнал об этом много позже, когда всерьез занялся изучением своей родословной. И тогда оказалось, что согласно переписи 1873 года его прадед, к примеру, не бедствовал и даже держал наемного работника. И имя его запечатлел для истории неизвестный поручик, который переписывал степной народ - Байбул. Неизвестный, потому что подпись самого служивого неразборчива, а печатных машинок тогда не было.
Всяческих интересов у него в жизни было множество, как у всякого грамотного человека. Но главных дел было два, которым он и отдавал все свои силы и знания. Это построение социализма, счастливой жизни для всех честных людей, и шежире, родословная в переводе с казахского. Эти два дела, казалось бы взаимно исключающие друг друга, вели его по жизни почти 80 лет. И правда, разве можно совместить революционный пыл и стойкий интерес к истории своего рода аргынов? Там ведь, в роду, разные люди были, и бедность в старину совсем не одобрялась. Оказывается, можно и одно совсем не противоречит другому, если почитать классиков марксизма.
Семья, в которой он родился, могла бы дать ему очень много, потому что это и крепкий тыл, и теплый кров, и доброе слово родителей. Но когда Шагатаю было всего два года, заболела и ушла из жизни мать. В шестнадцать лет он потерял отца и сам как мог строил свою дальнейшую жизнь. Конечно же, были друзья, была родня, но разве могут они заменить самых близких людей? В шестнадцать лет, когда каждый выбирает свой путь, остаться полным сиротой, это непростое испытание. Да плюс тяжелая травма, сделавшая его инвалидом.
Из-за травмы ноги он всю свою жизнь был лишен простых житейских радостей. Не мог танцевать, не мог пробежаться, но при всем при том колол во дворе дрова, кормил скотину. А кто за него это будет делать? Чтобы прокормить себя, он пошел в пастухи, это первая строка его биографии. Видимо, толкового паренька приметили, и вот он уже комсомолец, студент Кустанайского зооветтехникума, а затем Оренбургской совпартшколы в городе Орске. Можно только представить себе расстояния, от Боровского, в котором он начинал учиться, и до Орска с его совпартшколой.
Как добирались, на чем, ведь никакого серьезного транспорта и в помине не было? В лучшем случае быки или телега с лошадкой. Но было желание учиться и стремление к новой жизни. О тех годах он скажет потом, ярко и образно, выступая перед новым поколением комсомольцев. Вот несколько листов пожелтевшей бумаги, исписанной его четким, аккуратным почерком. И немного строк из той его речи: «Я поступил в комсомол, когда колхозное движение быстрыми темпами развертывалось по всей стране, перерастая в ряде районов в сплошную коллективизацию. Это означало, что в сельском хозяйстве страны начался глубочайший революционный переворот, обусловленный самой природой социалистического строя». Можно брать и печатать в газете, ничего не исправив.
Он искренне верил в правоту своего дела и не жалел для него ни сил, ни здоровья. Да, собственно говоря, вся его судьба была хорошей иллюстрацией к звучным словам про правильную новую жизнь. Что ожидало его, инвалида с детства, при старой власти? В лучшем случае прозябание на заднем дворе у кого-то из богатых родственников, а в худшем... При новой власти все пути ему были открыты и никто не пенял ему на его увечье.
Конечно же, хромота и опора на тросточку чисто физически сдерживали его многие порывы. А, может быть, наоборот, наперекор всему толкали в самую гущу событий. Всю жизнь он работал, как может показаться со стороны, с бумагами. Профсоюзы, райком партии, районный Совет депутатов трудящихся, снова партийный комитет. Но за всеми бумагами стояли живые люди, и он не упускал возможности с ними общаться. Лицом к лицу, без бумаг и посредников. Тем более, что и телефоны-то не везде были. Дети Шагатая Таскужиновича вспоминают, как мать, Гайнеш Нургалиевна, собирала его в командировки. Готовила провизии дня на три, потому что кто знает, где и как придется питаться. И вот с этой торбой, уложенной заботливой женой, садился он в казенную бричку и двигался в путь.
Еще, помнят дети, в командировки всем ответственным работникам положено было брать с собой оружие. Был у отца, говорят они, то ли револьвер, то ли наган. Зачем он был нужен, от кого в степи надо было отбиваться, никто не знает. Может быть, от попавшегося по дороге волка? Других неприятностей в степи не предвиделось, лихих людей в степи давно повывели. Видимо, это положение осталось как отголосок тех лет, о которых он же говорил в своей памятной речи перед новыми комсомольцами: «Во время коллективизации мы, комсомольцы, оказывали органам милиции помощь в выявлении скрывающихся в городе Кустанае кулаков и баев, которые бежали из сел и аулов, а также были культармейцами по ликвидации неграмотности среди сельского населения».
Кулаки и баи несомненно имелись, как без них, но никто из детей не смог вспомнить никаких событий по поводу классовой борьбы с этими вражескими элементами. Были отряды ЧОН (части особого назначения), было активное участие в этих частях комсомольцев, но когда это все происходило? В двадцатые годы, когда свежи еще были в памяти людей события гражданской войны, и даже боев за Кустанай. Между белыми и красными и, случалось, вообще отрядами непонятной окраски. Но все это к шестидесятым годам, как говорится, утихло, быльем поросло.
Вообще, вспоминают очевидцы, жизнь тогда была проще, ближе к земле. Где бы ни работал отец, дети не сидели без дела. Идешь на речку купаться, возьми пустой мешок и обязательно набери травы для домашней скотины. Дали отцу на службе четыре сотки земли под картошку, детям доверялось вскопать, прополоть, собрать. Им да матери. Отец со своей ногой только в качестве советника мог выступать. Наделы были для всех одинаковы, что для инструктора, что для секретаря райкома, всем поровну, без чванства и оглядки на должность.
В 50-е годы они жили в районе Наримановки, там же и райком партии стоял. Дом строили сами, известным в народе методом асар, то есть, всем миром. Собрались соседи, друзья, родня, райком дал лошадь, чтобы месить саман. Дом получился без изысков, но теплый и построили его очень быстро. Да, была привилегия — в этот дом провели первый в Наримановке телефон, он был нужен Шагатаю Таскужиновичу по службе. Ну и весь район ходил звонить, когда надо и не надо. И хоть кому отказали?
Наверное, в те же примерно годы, или в начале шестидесятых, прорезался у него интерес к истории. Таскужин много читал, как бы компенсируя свою физическую неловкость, и как-то незаметно интерес к истории привел его к созданию родословной своего рода. Ведь это даже нужно знать, сколько было поколений аргынов до него, и отеев, подрода аргынов, где жили, чем знамениты. Это не только интересно, но и жизненно важно для продолжения рода. В народе есть запрет на браки между близкими родственниками, по крайней мере, до седьмого колена. А кто скажет, где близкий родственник, а где дальний, где прочитать?
Его увлекла эта поисковая работа. Во время командировок по району он в первую очередь исполнял свои служебные дела, а потом шел к аксакалам. Они говорили часами, старики вспоминали, уточняли, а он записывал имена и потом рисовал на большом листе бумаги, кто от кого пошел и в ком свой род продолжил. Наверное, если бы в райкоме партии узнали об этих его посиделках с аксакалами, его могли и попросить со службы. И правда, чего это серьезный партиец интересуется, как звали его пра-прадеда и сколько он лошадей держал в своем табуне. И такие были, что сотни голов скота имели, а хозяин десяти лошадей считался бедным.
Он нарисовал это шежере, с сотнями имен и бессчетными линиями связей. В семье сохранили эти его чертежи и схемы. Если взять и вникнуть, то можно понять, кто стоял в начале рода и кто пошел потом. Самое важное, что этот его труд не пропал даром. В их роду много известных людей, и вот один из них, Нигматжан Кабатаевич Исингарин, первый министр транспорта РК, доктор наук, написал книгу об истории отеев. Со всеми подробностями, именами, цифрами, фотографиями. Родословная, которую много лет собирал Шагатай Таскужинович Таскужин, органично вписалась в эту книгу.
Эту книгу дали всем отеям области, каждой семье по одной, и теперь все они могут назвать своих предков и добрым словом помянуть автора книги и составителя родословной. А в семье конечно же в день его юбилея вспомнят и отца, и маму, Гайнеш Нургалиевну. Она тоже всю жизнь проработала с людьми, только с маленькими, в школах, в начальных классах. И эти люди тоже хранят о ней добрую память.
На одном из первых фото ему всего 18 лет. Снимок сделан в Москве, на съезде Международной организации помощи революционерам (МОПР). Шагатай Таскужинович на службе, а вот он с женой и внучкой Риммой, далее - справка и рукопись шежире. И, конечно же, книга, в которой это шежире использована.
