Еще при жизни семья попросила Ивана Алексеевича Цигулева записать все, что пережил он во время войны и после. Он не стал упираться и круглым разборчивым почерком изложил самую суть своей жизни. Озаглавил записки просто: «Автобиография».
Курсанты рвались на фронт
Спасибо Цигулевым за то, что сберегли эти записи и за то еще, что слушали солдата, а многие эпизоды запомнили. И теперь сын его, Анатолий Иванович, сам уже пенсионер, отцовские наброски дополняет живым пересказом. Слушаю, записываю, а к концу разговора вызревает мысль, которая кажется не очень логичной. «Если хочешь выжить в такой мясорубке, как война, не прячься от пуль, а иди в самые опасные атаки. Тот, кто прячется, гибнет первым».
Мистика? Судьба? Божий промысел? Не знаю, как назвать, но так бывает. Иван Алексеевия Цигулев родился в июле 1924 года в селе Боровском ныне Мендыгаринского района. В 1942 году ему исполнилось восемнадцать и его без запинки призвали в армию. По нынешним меркам мальчишка еще, что он видел в своем Боровском? Невестой, и той не обзавелся.
Однако же за плечами была восьмилетка, хорошее по тем временам образование, и его отправили не в пехоту, а в Нижний Тагил, в учебно-танковый полк. И попробуй, пойми, что лучше, в окопе зарыться или такой же окоп танковыми траками месить. Везде плохо. В учебном полку муштровали недолго, по принципу, кто хочет жить, тот быстро учится.
Тут судьба его могла круто повернуть на другой путь, но он уперся, и все пошло своим чередом. Отец его, Алексей Иванович, водил эшелоны по железной дороге на фронт. Туда уходили вагоны с оружием и пополнением, а назад с ранеными бойцами. Вот он и пошел к начальнику учебного полка с просьбой направить сына служить под его командой. Такие вещи на войне допускали, и даже вроде был на этот счет приказ сверху. Легче воевать, когда рядом родной человек тебя бережет.
Командир училища не стал отказывать, но вызвал курсанта Цигулева. «Как он решит, так и будет». А курсант наотрез отказался менять свой танк на поезд. «Извини, отец, если что не так, но меня учили на танке воевать, а не раненых возить». Скоро он получил погоны старшины, должность командира башни танка Т-34 и простился с отцом. На фронт рвался, да он не один такой был.
На сборно-сортировочном пункте открылась вдруг еще одна возможность пересидеть опасность. Сотни танкистов неделями ждали отправки на фронт, и танки их тут же, привычного защитного цвета. А среди них было несколько машин странной желтой раскраски. Кто-то узнал — цвет пустыни, один полк должен выдвинуться на границу с Ираном. И это был полк Ивана Цигулева.
Танкисты вначале вполголоса, а потом и в открытую начали роптать. Фашиста еле от Москвы отбили, а нам в пустыне загорать? Не поедем. Разговоры дошли до генерала, командира всей этой железной армады. Тот приехал и выстроил полк на плацу. «Кто не хочет идти в пустыню, шаг вперед!» И весь полк сделал один шаг. На другой день первый же поезд повез их под Ленинград. Там старшина Цигулев и узнал, что такое танковый бой. Там же и первое ранение получил, и даже в окружение попал. Правда, сам в него пошел, выручая товарищей.
Бои на своей и чужой земле
Это было в январе 1943 года, в районе Синявинских высот под Ленинградом. Танки, пехота, немцы, финны, снег, мороз. Его танковая рота прорвалась к окруженным частям, доставили своим сколько смогли снарядов, патронов, продуктов. Везли много, в том числе и на броне, но уцелело только то, что было внутри машин. К вечеру решили осмотреться, поискать стык между частями, где легче прорывать окружение.
Его друг и земляк Вася Губанов пошел на разведку, а тут откуда ни возьмись налетели финские лыжники. Вася бегом к танку, нырнул в люк, а они его за ноги ухватили и наружу тянут. Потом поняли, что не возьмут танкиста, полоснули из автомата по ногам и умчались в лес. В общем, легко отделались, могли и гранату в люк получить. Однако, с раненым надо было что-то делать. Пошли искать деревушку или хотя бы хутор какой. Нашли.
Пожилой финн неплохо говорил по-русски и не отказался на санках перетащить раненного через линию фронта. Дали ему продуктов из своих НЗ, собрали денег, и он повез земляка по сугробам. А утром собрались с силами и пошли на прорыв. Уже видны были наши окопы, метров двести оставалось. И в этот момент снаряд пробил башню. Один осколок попал Цигулеву в грудь, другой поджег топливный бак. Механик-водитель сидел ниже всех и потому уцелел. Он и вынес весь экипаж из горящего танка.
В госпитале он встретил Васю Губанова. Не обманул старый финн, вывез танкиста к своим. Больных в Ленинграде старались при первой же возможности отправлять на Большую землю. Выбор был невелик: самолет или Дорога жизни через Ладогу. Пришла очередь Цигулеву лететь, но, видно, приглянулся симпатичный танкист медсестре и она придержала его в госпитале. «Что-то у меня предчувствия нехорошие, полежи здесь до завтра». Он улетел на другой день, а вчерашний самолет сбили фашисты. Вот тебе и мистика с роком.
А Цигулева благополучно доставили в Череповец, в глубокий тыл, на излечение. Там он пробыл до июня 1943 года, и только по радио слышал о жестоких танковых сражения на Курской дуге и под Сталинградом. Слушал, и сердце было не на месте, как же так, там ребята гибнут, а он тут на койке в госпитале прохлаждается. Но, видно, судьба вела его другой дорогой. Потом Цигулев посчитал, что за всю войну он семь раз горел в танке и пятнадцать раз заставлял гореть противника. Домой писал редко, не до того было, особенно когда вошли в Белоруссию. Операция «Багратион», одно из величайших сражений за все войны.
Славы он не искал, она сама его нашла и даже издалека помогла семье в Боровском районе. В бою на прямой наводке сошлись три наших танка, идущих клином, и одно орудие фашистов, упрятанное в ДЗОТе. Танки слева и справа загорелись, а он повел свой в лобовую атаку. Выстрелить не успел бы, поэтому скомандовал механику-водителю поддать газку и они смешали с землей орудие и фашистов.
Жалости не было, все видели, что творило это зверье на советской земле. И, как пел Леонид Утесов, «...Кто-нибудь услышит, кто-нибудь напишет». Про этот бой написали в газете «Красная звезда», а газету прочитали дома. Потом младший брат рассказывал ему, как по приказу председателя колхоза привезли семье танкиста муки, картошки, какой-то крупы. Было голодно в селе, а тут такое богатство. Конечно же, с соседями поделились, у всех дети, всех кормить надо.
У войны, между тем, уже виден был конец, на польскую землю ступили, потом в Германию зашли. Кем он был, уезжая из родного села в уральский городок? Мальчишкой, у которого не всегда находились деньги на кино. Кем стал к концу войны? Ветераном в 21 год, командиром танковой роты с бесценным опытом боев. На плечах майорские погоны, на груди ордена Красного Знамени, Отечественной войны, медали «За отвагу», «За оборону Ленинграда», «За освобождение Варшавы», ну и потом, конечно, «За взятие Берлина».
Встреча над Эльбой
Взятие Берлина в его записках упомянуто вскользь: «... начали обстрел города». Потом фашисты открыли фронт американцам и англичанам, а наши части заняли их позиции. И было сильное желание продвинуться дальше на Запад, потому что уже стало ясно: раздел побежденной Германии начался. Был бы приказ, они бы и до Ла Манша с разгону дошли.
В музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве я видел потрясающий снимок. Солдаты трех или даже четырех армий, и наши в том числе, идут, обнявшись по улице какого-то германского города. Но к этому времени уже потянуло холодком в отношениях между союзниками. Фашисты чуяли разлад, и целыми частями сдавались на западе в плен. А на восточном фронте дрались отчаянно, даже старики и недоросли из гитлерюгенда.
В кино потом показывали красивую встречу на Эльбе с союзниками. А у Цигулева вышла не встреча, а стычка над Эльбой. Она могла вообще завершить его жизнь, в буквальном смысле этого слова. А было так. У переправы через Эльбу скопились сотни боевых машин всех армий. Танк Цигулева шел по мосту через реку, до берега уже было рукой подать, и тут навстречу выскочил американский «Шерман», а за ним еще один. Сблизились, никто не хотел уступать дорогу. Цигулев не вытерпел, выбрался из танка, навстречу ему союзный офицер. Ну, Цигулев и обложил его, не выбирая выражений. Тот обиделся на грубые слова и на чистейшем русском языке высказал своё возмущение. «Так ты что, русский? - поразился Цигулев». «Русский... но американец», - ответил чужой офицер.
Поорали друг на друга, американец запрыгнул в танк и начал грозить стволом своей пушки. Ну, напугал, Цигулев и на «Шермане» воевал, знал, что тот слаб против нашего Т-34. Поэтому просто скомандовал механику: в воду его! Первый «Шерман» загремел на мелководье в реку, второй дал задний ход и удрал. Цигулев пошел доложиться командиру полка о стычке. Тот пожал плечами. Столкнул и правильно сделал, пусть знают, кто здесь хозяин.
Дело, однако, переросло в грандиозный скандал, Цигулева отправили под трибунал и даже грозили расстрелом. Но учли военные заслуги и просто разжаловали до старшины. Командир полка потом без свидетелей сказал ему, что надо было влепить второму танку снаряд в корму, и не было бы всей этой шумихи и криков про ужасную обиду. Он же уговаривал его остаться в армии, когда вскоре пришел приказ демобилизовать всех, кто может быть полезен в народном хозяйстве.
Цигулеву обещали вернуть майорские погоны, говорили, что с таким послужным списком он скоро дослужится до генерала. Но он и тут уперся. «Хватит воевать, домой хочу, и какая мне разница, генералом приеду или старшиной? Мне дома любому рады будут». Он и в начале войны сам выбирал свою дорогу, а уж в конце её тем более. И он вернулся домой, кем и уходил на войну. Солдатом, со старшинскими лычками на плечах, хотя в областной «Книге памяти» значится он майором. Что, на мой взгляд, справедливо.
Главное, что вернулся живым
И вот вам сюжет на тему «пришел солдат с фронта». Пришел, а профессии нет никакой, если не считать умения бить фашистские танки. В мирной жизни это никак не применимо. Изранен весь, со временем даже пришлось оформить инвалидность. Но мир посмотрел, себя показал и... даже денег заработал. Ведь и в самое тяжелое время армия платила своим бойцам зарплату. Офицерам очень даже неплохую. И за каждый подбитый вражеский танк или самолет платили тоже. На буквально кровные деньги он купил родителям дом в деревне и все обзаведение.
В эти годы он много пережил, но описывать в деталях не стану. Обычная жизнь, к какой приходилось привыкать всем, кто вернулся с войны. Главное, что живой, остальное не суть важно. Учился, женился, один за другим троих деток народили, двух сыновей и дочку, и за какой-то надобностью подался он в теплые края, в Киргизию. Там под городом Фрунзе трудился в образцово-показательной Сталинской МТС и думал, что это навсегда, по крайней мере, до пенсии.
Судьба, однако, дала ему еще один шанс испытать на себе «В жизни всегда есть место подвигу». Целина позвала, да так крепко, что нельзя было отказаться. Ивана Цигулева вызвали в ЦК и выложили все козыри насчет его кандидатуры в целинники. «Вы, Иван Алексеевич, хороший механик, сознательный фронтовик. И жена вам под стать, Ольга Сергеевна, опытный агроном. Да вы и сами родом из тех мест». Цигулев отказался наотрез. «Какая мне целина, младшему ребенку года нет, куда с ним?».
Его уговаривали, совестили, наконец, отобрали партбилет и выгнали с работы. Он сразу и не понял, с чем решил пободаться. Хлопнул дверью, пошел по друзьям, уверенный, что не откажут. Никто и не смог отказать, но говорили прямо: «Утром я тебя приму, а вечером вместе пойдем искать работу. И не найдем, не сомневайся». Цигулев походил недели две и сдался. Забрал партбилет, собрал семью и теперь уже точно двинулся в сторону дома. «Партия прикажет, комсомол ответит есть. Едем мы, друзья...», как тогда пели в популярной песне Вано Мурадели.
Уже будучи на пенсии, он не раз перебирал в памяти эти крутые повороты в жизни и пришел к выводу, что судьба его правильно вела. Что бы он делал в той Киргизии, когда Фрунзе стал Бишкеком? Все равно поехал бы домой, а дом его здесь, на костанайской земле. Об одном горевал, что так рано по недосмотру медиков ушла из жизни жена. Он часто вспоминал о ней, особенно когда выпадало работать на её полях.
Хлеб растет в тишине, была такая книжка про целину и хлеборобов. И в этой тишине иногда вроде бы слышался ему голос жены. Однако надо было жить дальше, поднимать детей, и он нашел своим троим ребятам новую маму, Евдокию Марковну. Иной раз видел их только спящими, когда забегал вздремнуть домой. Временами казалось ему, что в танке под Ленинградом было легче. Но и радости сколько было от работы на земле, когда она одаривала урожаем.
На своей земле
Так получилось, что это в его бригаде работал будущий герой Жансултан Демеев. Иван Алексеевич написал о своих наградах целинных лет. «31 декабря 1954 г. премировали наручными часами». А еще был отмечен поездкой в Москву на ВСХВ, позже — ВДНХ СССР. Это считалось в те годы очень весомой наградой. Про то, как стал героем Демеев, писать не стал, это все и так знают. Но сыну рассказал, как провожали Демеева в Москву, на вручение награды. Туда уехал он по легкому снежку, а потом так задуло, что бураном заровняло все дороги, до самого горизонта одно белое поле.
Встречать героя снарядили теплый вагончик с печкой-буржуйкой и к нему два трактора ДТ-54. На случай, вдруг один сломается. И двинули таким караваном из Черниговки, будущего совхоза им. Павлова, в Костанай, на вокзал. Встретили, привезли, доставили как положено. Домик героя был как у всех, из двух комнат. На полу в одной поставили самовар, наполнили его совсем не водой и туда опустили золотую звездочку. И все, кто знал Жансултана, то есть весь поселок, приходили и поднимали пиалушки за его здоровье. И директор совхоза Гавриил Петрович Шарабайко тоже поднял.
Про этого человека хорошо бы рассказать отдельно, но после целины он вернулся в Москву и пока есть у меня лишь отрывочные рассказы об этом интеллигентном и душевном человеке. Но остался в поселке устроенный им Шарабайкин пруд. И фото с портала «Костанай и костанайцы» Армана Козыбаева об историческом событии в жизни совхоза им. И.Ф. Павлова , на котором он стоит рядом с Н.С.Хрущевым. А Цигулев однажды узнал его совершенно с неожиданной стороны.
Поздно вечером возвращались они полевой дорогой, Цигулев за рулем, директор за пассажира. И тут навстречу выходят четверо смутно знакомых людей, у одного в руках ружье. Разные люди на целину приезжали, комсомольцы и такие вот добровольцы. Цигулев остановил машину и сразу полез под сиденье за монтировкой. Шарабайко сказал ему: не надо и пошел из машины. Иван Алексеевич снова нырнул рукой под сиденье, а когда поднял голову, увидел неожиданную картину. Трое лежали на земле в глубоком нокауте, а четвертый убегал через поле.
С такими целинниками они справлялись, но что можно было поделать с начальственной дуростью? Когда в совхоз приехал Н.С. Хрущев, его повезли на поле, на котором пробный прокос показал урожайность 42 центнера с гектара. Никита Сергеевич порадовался большому хлебу и скомандовал скосить это поле на свал. А у них и жаток таких не было, пришлось половину ночи переделывать свои. Скосили в валки, Хрущев уехал, а тут грянули дожди. С поля едва собрали 17 центнеров.
На тех полях уже в наше время довелось работать его сыну, Анатолию Ивановичу, хотя был он совсем не агрономом. Но это уже совсем другая история, когда нибудь и она увидит свет. А старший Цигулев даже на пенсии не смог усидеть дома. Преподавал в сельском профтехучилище, а когда приезжал в гости сын, наставлял и его. А вечерком, когда все угомонятся, под настроение рассказывал про войну.
Я читал его записки, слушал устные дополнения и думал: какая жалость, что все они, солдаты и даже офицеры той войны, уходят молча. Почти ничего не оставляя в нашей памяти, если не считать случайных рассказов, которые даже никто не догадывается записать. Мне кажется, каждый из них достоин того, что раньше называли жития святых. Хотя все они, конечно, обыкновенные люди.
Автор и ведущий проекта
Владимир МОТОРИКО. Тел. 54-18-35 E-mail: motoriko_v@mail.ru
Фото из семейных альбомов Цигулевых и с портала Армана Козыбаева
