Эхо загадочной аварии

   Напомню суть трагического происшествия, которое  случилось в октябре того же 1980 года. На пустынном шоссе автомобиль первого руководителя Белоруссии на скорости 120 километров в час врезался в сельский грузовик. Откуда он там взялся, неизвестно, но сверкающий  лимузин в одно мгновение превратился в груду искореженного металла. Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, герой войны и партизанского движения Петр Миронович Машеров погиб на месте.



Машеров не был партийным чинушей, а мощный автомобиль, на котором он передвигался, служил просто данью принятым порядкам. Первый секретарь ЦК обязан был ездить на «Чайке», он и ездил. Но при необходимости Машеров мог спокойно пересесть на коня, партизанское прошлое не приучило его к роскоши. Золотую звезду Героя Советского Союза он  получил за партизанские подвиги в родных лесах, а пять орденов Ленина уже в мирное время за трудовые достижения. В народе его  уважали, любовно называли «батькой», и было за что. Нынешний «батька» просто взял себе уже проверенное «звание». 



Поговаривали, что он был самым реальным кандидатом на роль первого руководителя всей страны после ухода на пенсию постаревшего Брежнева. И вдруг эта странная, нелепая гибель, совершенно невозможная для руководителя такого уровня. Где была свита, почему не сработала ГАИ? Конечно же, пошли разговоры, которые долетали и до наших  краев, что аварию подстроили, чтобы убрать претендента на роль генсека. Кто это сделал и как, неизвестно по сей день. Это тайна, которая не раскрыта даже по истечении сорока лет.

      Однако вернемся в наши родные степи, на просторах которых и прозвучали отголоски той непонятной катастрофы. Иначе для чего  бы я вспомнил про загадочное белорусское ДТП, которое никоим образом нас вроде бы не касалось? И все же коснулось, принеся немало забот соответствующим службам. И пройдя совершенно незамеченным для всех остальных граждан, как, собственно, и должно было быть.


 

 Странное письмо, которое пришло в обком партии, показали Андрею Михайловичу Бородину. Тот пожал плечами и выразился в том духе, что мало ли какие письма люди пишут в партийные органы. Покушения на свою жизнь он никак не ожидал и даже мыслей подобных не имел. Жил он в центре города, адрес был известен многим: ул. Советская (Байтурсынова), 49, кв. 17. На работу всегда ходил пешком, никакой охраны при нем сроду не было. Если же появлялся во дворе его дома дежурный милиционер, так два раза в год по большим праздникам. Гонял пацанов, которые лазили через забор, чтобы поближе посмотреть на демонстрацию трудящихся. 

     Письмо немедленно доставили в областное управление КГБ по Костанайской области. Там к нему отнеслись со всей серьезностью. Это сейчас глупые шуточки про заложенную бомбу регулярно будоражат компетентных людей. А в те годы угроза теракта в отношении политического деятеля была редчайшей и потому вполне реальной. Письмо было написано не случайным неграмотным забулдыгой с корявым почерком. Автор его, судя по содержанию, был человеком образованным, почерк хороший, аккуратный.

    Да и сам адресат не был рядовым партийным чиновником. У Бородина были хорошие, дружеские отношения с Брежневым, в разговоре они были на «ты», при необходимости любые проблемы решали простым разговором по телефону. Андрей Михайлович такими отношениями не злоупотреблял, но когда припекало, пользовался. В голодные годы, когда у наших российских соседей в дефиците были любые продукты, в Костанае прилавки не пустовали. Наоборот, многие помнят  продовольственные экскурсии к нам из соседнего Челябинска. Автобус привозил «туристов» и они рассыпались по нашим гастрономам, скупая все, что лежало на прилавках.

А журналистам особенно запомнилась дикая опечатка в нашей газете. На первой странице «Ленинского пути» в официальном материале в словах «председатель Верховного Совета СССР Л.И.Брежнев» было напечатано: «преддатель». Жуткое дело, разразился небывалый скандал, который докатился и до Москвы. Бородин лично звонил Брежневу, чтобы упредить и по возможности смягчить грозу.  Разговор закончился тем, что Леонид Ильич посмеялся над нелепой опечаткой и просил Андрея Михайловича не сильно наказывать журналистов. Он был действительно добродушным человеком и даже анекдоты про самого себя любил послушать.


 

Но обратимся к письму. Пришло оно из хорошего, крепкого совхоза Костанайского района. Надо было найти его автора, чтобы разобраться, реальна ли угроза и что за ней стоит. В совхоз выехала группа из семи молодых офицеров КГБ, которым предстояло перелопатить гору бумаг и по почерку найти, кто писал. Два дня они перебирали все мыслимые рукописные документы: в конторе, профкоме, парткоме. Заявления, просьбы, расписки. Это действительно была гора, но она не родила даже мышь. Не было похожего почерка, а сам автор на связь не спешил.

 И тогда в поселок приехал подполковник Р., человек опытный, раскрывший немало подобных дел. Он был на больничном, когда все начиналось, и сразу в совхоз не поехал. А тут приехал, выслушал товарищей и… пошел на почту. Начальнице почты он показал конверт с одним вопросом: у вас куплен? Да, ответила та, их поступило сто штук, пять продано. И перечислила сельчан, которые купили эти пять конвертов. Среди покупателей оказалась женщина, которая не работала в совхозе, просто приехала в гости. Потому и почерка ее не было в массе деловых бумаг.

Пришли к этой женщине, начали расспрашивать. Она от письма не отказалась, но ничего конкретного про угрозу сказать не могла. Где-то слышала разговоры, что Машеров не просто погиб, его убили. И ей подумалось, что следующим может быть Бородин и она из лучших побуждений  решила его предостеречь. Чем дальше в лес…  Стало ясно, что у человека непорядок с головой. Женщину поручили заботам врачей психодиспансера, которые и установили шизофрению в легкой форме. Допрашивать ее бесполезно, мало ли что мог сказать больной человек.  

Дело было закрыто, больше подобных писем в обком партии не поступало. Да и самого Андрея Михайловича примерно через год отправили на пенсию. Новый руководитель области брался за дело по-своему, нередко вопреки мнению бывшего. Бородину это, конечно же, не очень нравилось, тем более, что он хоть и перешел в разряд пенсионеров, но все еще оставался  членом ЦК КПСС. Такой вот получился казус, два члена ЦК в одной области.

 По старой привычке он пытался дозвониться до своего друга Леонида Ильича, как это не раз делал прежде. Пожаловаться на то, что зятя сняли с должности директора совхоза, что в погоне за посевными площадями вплотную опахивают околки. А его не соединяли под разными предлогами.  Когда в Москве собирали очередной пленум ЦК КПСС, его «забывали» пригласить. Или врачи очень не советовали ехать по состоянию здоровья.    
   


Когда он ушел из жизни, проводить его пришло намного больше людей, чем рассчитывали организаторы печального мероприятия. Но это уже совсем другая история, настолько некрасивая, что даже не хочется ее вспоминать.