Костанайская внучка, разыскивая могилу деда-фронтовика, ведет историческое расследование.
Курочкин с характером
– Родился в 1899 году в Кустанае, – Галина Ткаченко, раскладывая ворох запросов, рассказывает историю деда Тимофея Петровича Курочкина. – Началась Первая мировая. Он, высокий, широкоплечий, выглядел старше своих лет. Никто в годах не разбирался. Воевал в итоге в кавалерии, был в плену, бежал, снова воевал. В гражданскую весь полк перешел на сторону красных. Опять война. Ему предлагали остаться в армии, характер подходил, но он рвался домой, работать на земле.
Вернувшись – женился. По теплу работал в поле, зимой – на бойне забивал быков, еще и состоял в артели извозчиков, а в редкие дни отдыха скорняжил – шил полушубки, подшивал валенки...
– Огромный, но добрый и справедливый. На бойне с мужиками придумал желобки, чтобы кровь стекала. Эти желобки выходили на улицу. В голод дети за забором из них кровь собирали. Как-то Тимофей пришел домой на взводе: «Ведь в снег, в землю бы ушла, какое им дело…» Оказалось, кто-то прознал, что дети кровь собирают, и набросал в желоба гвоздей, отмоченных в керосине. А из крови, к слову, лепешки в семьях запекали, с луком да картофельными очистками… Жуткое было время. Но дед всегда оставался человеком. Курочкиным – не тем, что прячет клюв, а волевым мужиком.
Семейное счастье омрачилось смертью жены. На руках остались восьмилетняя Маруся и Люба пяти лет. Тимофей хорошо знал, что такое мачеха. Его мама тоже рано умерла, поэтому жениться не спешил. Но после тяжелых раздумий выбор пал на бездетную женщину. Как чувствовал, мачехой она оказалась классической.
а у самого хозяина – не подшитые валенки. В этом был весь он, говорят родные: меньше всего думал о себе,
все больше – о других.
Третья война
– Зато он был удивительным отцом. Мама вспоминала, как усаживал детей вокруг, напевал мелодию каждому, и получалось красивое многоголосие. Тимофея любили и взрослые, и дети. Жить бы да жить. А тут снова война. Великая Отечественная.
Его забрали зимой 42-го. Прощаясь с дочками, подбросил монетку и тихонько сказал: «Серп и молот – смерть и голод. Ухожу, а вас будто в глубокий колодец бросаю». Грянул оркестр, команда: «По вагонам!» Музыка и плач слились в жуткий вой. Так для 43-летнего Тимофея началась третья война.
Его письма девчонки зачитывали до дыр. Верили, что вернется, и они заживут. Но вскоре пришла похоронка. Страх, пустота и непонимание, как дальше жить. И тут как в сказке – письмо от отца! Так часто бывало: похоронки шли быстрее писем. Но для девочек оно стало надеждой. Отец сообщал, что выписался из госпиталя, благодарил за деньги, которые они ему высылали: «На станции купил кринку молока и лепешку. Впервые за много недель досыта наелся».
Письма они хранили на дне шкатулки, под копейками. Весной дом обокрали, унесли одежду, обувь и ту самую шкатулку. Больше всего девочки горевали по письмам. А обувка… Носили одну пару по очереди. Однажды Люба, не дождавшись сестру, обула галоши и побежала на работу, она шила гимнастерки на «Большевичке». Что творилось во дворе фабрики! Люди радовались, обнимались, плакали. Победа! С фронта возвращались солдаты. Девчонки Курочкины еще долго бегали на вокзал встречать отца…
Кто ж пустит
Они искали Тимофея всю жизнь, эстафету переняла внучка Галина. Изучила весь путь армии, в рнядах которой служил дед на Кавказе, вчитывалась в каждую строчку донесений.
– Есть несоответствия. В письме – «выписался из госпиталя после ранения», а в похоронке – «умер от болезни». Это большая разница. Еще и диагноз уж больно дежурный – дизентерия, куча осложнений, как из учебника. Может, то самое молоко, что выпил на станции, едва выписавшись, скрутило… Еще смущает, что две войны он прошел кавалеристом, и в письме пишет про кавалерию, а в документах – стрелковый полк. «Эта война не для кавалерии, нужно обезопасить себя, спрятать коня. Если коня потерял – это боевая единица – штрафбат… А укрыться негде, окоп в горах не вырыть».
Она писала в архивы, раздобыла у поисковиков карту военных лет, где все четко: 8 захоронений и стрелочка на одно из них. Когда увидела выписку из госпитальной книги, решила: надо ехать.
– Сочи, микрорайон Лазаревское. Думала, приеду, карту покажу и вот она, могила деда. Какое там…
Ориентир – 252 км по направлению из Туапсе в Сочи, сад бывшего Дома туристов – оказался не столь простым. Дорога от Туапсе до Сочи гораздо короче. Откуда километраж? Где находился тот сад?
– Мы проехали все побережье, но вопросов осталось больше, чем ответов. На братской могиле зажгли свечу, высыпали горсть костанайской земли. Взяли ее из-под крыльца дома, который в Костанае построил дед, он так и стоит по Дулатова. Спасибо, новые хозяева поняли нас. Стало легче немного…
В ходе своего расследования женщина общалась с поисковиками и приходила в ужас: во многих захоронениях одни черепа. Вспоминаются мельницы, на которые в голод сдавали кости, якобы скота. На муку... Есть и другие факты. Кавказ – это жара, риск инфекций. Часто тела бойцов обматывали проволокой и стаскивали в реки.
– Это по рукам ударило. Стоит ли искать? Не найдя фамилии на Стене памяти, обратилась в местный военкомат: внесите. Ответ отрицательный: данных на госпиталь, где лежал дед, нет. Как это?! Вот карта, где он значится! В ответ тишина.
По возвращении в Костанай пришло письмо из Лазаревского музея: «сад Дома туристов, когда там был госпиталь, находился в поселке Аше. Сейчас там пансионат «Космос». Захоронения перенесли только те, которые мешали строительству. Скорее всего, могила Тимофея Курочкина осталась там».
– Господи, да ведь мы рядом были. Там отдыхают офицеры космических войск. Я с девушкой из «Космоса» на экскурсии разговорилась. Она сетовала, что их семья не выездная. Теперь понятно, почему. Объяснимо и отсутствие в открытых источниках данных про госпиталь, ведь это сейчас закрытая территория. Кто ж пустит…
Искать до конца
– Дед писал: «Я вышел из госпиталя, какой из меня боец, одна нога длинней другой…» Эта фраза не выходит из головы. В таком состоянии мог из боя вернуться инвалидом. Я прочитала книгу Михаила Веллера «Самовар». Про госпиталь, куда свозили фронтовиков с оторванными конечностями. Мужики туда сами просились, чтобы не обременять семьи. Домой приходили похоронки, а они там доживали век. Может, и дед решил, что лучше не вернуться, чем инвалидом. Может, потому такие разные причины смерти. Зря. Девчонки его любого бы приняли.
Галина Алексеевна подготовила новые запросы, намерена искать до конца.
– С детства в голове слова бабушки: «На Пасху не надо ходить на кладбище, они сами к нам приходят. А вот на Родительский день стоят у могил, и ждут». Понимаете, он стоит каждый год и ждет. А мы не приходим…
